Голос его дрогнул.
Бренор похлопал дворфа-вампира по плечу и попима- кяце кивнул.
— Мой верный Пуэнт, — подбодрил он бывшего телохранителя. — Ты верен до конца.
Пуэнт замотал головой.
— Все, что есть у любого дворфа, — сказан Бренор, — верность. Вся честь — в верности своему слову и своим друзьям. Больше нам нечего дать и ничего иного от нас не ждут.
Едва выговорив последние слова, Бренор снова бросил взгляд на трон и понял, почему был отвергнут им.
— Дзирт, — сказал он скорее себе, чем вампиру.
— Да, видел его в начале моей болезни, — неожиданно сообщил Пуэнт, и Бренор обернулся к нему. — Это он оставил меня в пещере на восходе солнца, но он думал обо мне лучше, чем я оказался. — Он покачал заросшей волосами головой и уныло уставился в пол.
Бренор пытался осмыслить эти слова, но в голове засели другие мысли.
— Из него получился бы хороший дворф, да? Из Дзирта?
— Слишком тощий, — ответил Пуэнт. — Но душой — да. Никто не был более предан вам, чем он, кроме меня.
— Невознагражденная преданность, — едва слышно пробормотал Бренор, внезапно почувствовав себя изрядно пристыженным. Он снова оглянулся на трон. — Добрый друг, — добавил он громче.
— Да, но если бы он им был, то убил бы меня совсем в той пещере. — Голос Пуэнта внезапно вновь изменился. — Нельзя доверять сердцу вампира.
Эти слова больно задели Бренора, а осмыслив их, он все понял. Боевой Топор резко развернулся, держа топор наготове.
Но Тибблдорфа Пуэнта нигде не было видно. Бренор обежал все вокруг.
— Пуэнт! — звал он. — Ты затеял охоту на меня, дворф? Пуэнт!
Ответа не было.
Бренор постучал топором по щиту:
— Пуэнт?
Он услышал какую-то возню за троном и прыжком обогнул его, как раз вовремя, чтобы увидеть, как облачко тумана с дворфа величиной уплывает вдаль и втягивается в трещины в полу. Бренор побежал туда, но Пуэнта там не было. Бренор посмотрел на трон, сиденье которого теперь мог видеть, и там, на сиденье, лежал его однорогий шлем.
— Ах, Пуэнт, мой Пуэнт, — прошептал Бренор со слезами на глазах. Он положил топор перед троном и дрожащими руками потянулся к шлему — единственной короне, которую он когда-либо носил. — Верный Пуэнт, — шепнул он снова, думая, что, даже будучи больным, под проклятием вампиризма, Тибблдорф Пуэнт устыдил его и показал, каким должен быть настоящий дворф.
Верность.
И тут Бренор понял яснее, чем когда-либо с того самого дня, как он вышел из Ируладуна. Все мысли о Морадине, одурачившем Миликки, вылетели у него из головы. Он, Бренор, дал клятву в обмен на возрождение, и это была клятва прийти на помощь другу, самому верному, какого он когда-либо знал. Дзирт До’Урден сражался за Мифрил Халл, за Бренора свирепо, как никто другой.
— Компаньоны из Мифрил Халла, — произнес он. — Каким же дураком я был!
Он надел на голову шлем, поднял топор и, решительно рыкнув, снова взобрался на сиденье трона богов.
— Мудрость Морадина, — повторил он вслух. — Тайны Думатойна. Сила Клангеддина. И все для тех дворфов, которые верны. Нет для дворфа ничего превыше чести. Слово и сердце. Верность!
Он откинулся на спинку и закрыл глаза, и ощутил, что раны его начинают исцеляться.
Он думал о Кэтти-бри, и о Реджисе, и, конечно, о Дзирте. Думал о своем мальчике и желал ему вечного мира в Чертогах Темпуса. Думал о бедном Пуэнте и знал, что должен вернуться сюда и дать своему другу возможность упокоиться с миром.
Но не один.
Компаньоны из Мифрил Халла даруют покой Тибблдорфу Пуэнту.
Да, и потом они пойдут на восток, к Мифрил Халлу, и начнут войну, которая должна быть начата.
Да.
— Он думает, что он один здесь хозяин, — раздался чей-то голос, отвлекая Бренора от его мыслей.
Дворф выпрямился и увидел, что к нему приближаются три фигуры. Темные эльфы, вампиры, сразу понял он, поскольку двое двигались неуклюже. Однако третий, тот, что шел в середине, выглядел более свободно, более естественно, и Бренору на миг подумалось, что этот еще жив.
— Твой приятель-дворф — главный вампир, — сказал этот дроу, приказав другим остановиться. Он говорил на общем языке, искажая и растягивая слова так, что Бренор не сразу понял их. — Он думает, мы просто его слуги, но, быть может, это верно не для всех нас.
Бренору не нужно было даже до конца расшифровывать его речь, чтобы понять их смертоносные намерения.
«Брось меня на них» — мысленно попросил он трон, сконцентрировавшись; и почти так же, как перед этим, но на этот раз к его пользе, Трон Богов с силой исторг его, швырнув в воздух. Бренор летел и кричал: «Морадин» — во всю глотку и от всего сердца.
Он врезался в двух вампиров поменьше, так что они разлетелись в стороны, и приземлился полностью готовый нанести удар. Вампир-дроу попытался вскрикнут, но, прежде чем хоть одно слово сорвалось с его губ, голова покинула плечи, срубленная начисто, и покатилась в темноту.
Бренор взревел и крутанулся влево, навстречу атаке одного из меньших вампиров. Сила Клангеддина хлынула в его руки — он чувствовал, что боги вошли в него, одобряя, — когда он размахнулся и наискось ударил топором.
Немертвый дроу упал, разрубленный надвое.
Бренор снова развернулся и увидел, что третий из группы убегает, он подпрыгнул в воздух и снова превратился в летучую мышь.
— Не уйдешь! — завопил Бренор и метнул топор.
Вращаясь, оружие устремилось к цели.
Вампир грохнулся наземь, и Бренор, подбежав, увидел, что тот мертв, застигнутый на полпути в превращении из дроу в летучую мышь, однорукий, однокрылый, с безобразно изуродованной головой.
Дворф нагнулся, ухватился за рукоять топора и высвободил оружие.
— Верность! — крикнул он в темноту. — Держись, мой Пуэнт! Я найду тебя, не сомневайся, и отправлю в Дом Дворфа, где тебе самое место!
Но не теперь, знал он. Уже поздняя осень, и перевал, ведущий в Долину Ледяного Ветра, до которого еще по меньшей мере десять дней пути, скоро закроется. Если он не пробьется сквозь первые снега, то в течение нескольких месяцев не сможет попасть в Десять Городов и, вероятно, не успеет оказаться на месте вовремя, чтобы исполнить клятву.
Бренор вытащил из ранца факел и зажег его от того, что
