Шотландии. Он не любил Страффорда, но честолюбец вряд ли стал бы рисковать своим положением только из-за одного чувства нелюбви; давать показания против Страффорда означало поставить под удар свое будущее придворного королевы и государственного секретаря короля. И Вейн, должно быть, знал или предполагал, что у палаты общин имеются более явные доказательства 23-го пункта, чем только его слова, и что было бы безопасней для него и его семьи в этом сложном положении пойти навстречу побеждавшей стороне.
Какие бы ни были его мотивы, Вейн ответил без колебаний. Он заявил, что Страффорд советовал королю помнить о том, что у него имеется в Ирландии армия, которая может быть использована «здесь для покорения этого королевства». В свою защиту Страффорд обратился к трем другим советникам, которые присутствовали на заседании в тот день – Гамильтону, Коттингтону и епископу Лондона. Все они категорически отрицали, что он советовал использовать ирландскую армию против Англии. Сессия суда длилась десять часов, были высказаны все за и против, со стороны обвинения прозвучали страстные речи Глина и Мейнарда, а Страффорд призвал судей не доверять устным показаниям, «так как слова улетучиваются и могут быть легко перетолкованы». Никто не мог сказать определенно, кто взял верх – защита или обвинители. На следующем заседании 7 апреля Страффорд явно побеждал. Тогда сторона обвинения привлекла внимание присутствующих к обвинению, связанному с тираническим поведением подсудимого во время второй Шотландской войны, но Страффорд смог опровергнуть это утверждение или, по крайней мере, заставить усомниться в этом.
В целом он смог доказать беспочвенность многих обвинений, снискать тем самым к себе симпатию и вызвать недоверие к обвинителям. Ни он сам, ни кто-либо иной не мог надеяться, что он обретет всенародную поддержку, но всеобщая нерассуждающая ненависть к нему в обеих палатах и среди тех, кто следил за процессом, несколько спала и уступила место какому-то еще не определившемуся чувству. Законные доказательства, которые он использовал в свою защиту, их весомость и значимость произвели глубокое впечатление. Англичанам, которые знали законы и чтили их, не нравилось намерение осудить человека на смерть за государственную измену на основании столь сомнительных доказательств. Отпечатанные прокламации было надежно использовать в качестве пропаганды, а вот голос обвинителя звучал очень слабо в присутствии тысяч человек.
Пим осознавал всю сложность положения. Требовалось что-то предпринять, чтобы придать вес свидетельству секретаря Вейна, на котором в первую очередь и основывалось обвинение. Пим и комитет следователей решили подкрепить его письменной копией заметок Вейна. Все, чем они на данный момент располагали, была скопированная лично Пимом та копия, которую сделал молодой Вейн с бумаг своего отца и которая затем была уничтожена. Это была слабая улика, но при случае она могла стать полезной.
10 апреля, когда снова собрался суд, Глин начал заседание с обращения к пэрам, в котором проинформировал их, что у него появились новые свидетельства по 23-му пункту. Страффорд немедленно попросил разрешения вызвать новых свидетелей, и не только относительно упомянутого пункта, но и по ряду других статей, если в том появится необходимость. Посовещавшись, лорды удовлетворили его просьбу. Это была уступка, которая отражала появившиеся у многих из них сомнения по поводу беспристрастности следствия.
Эта уступка разрушила стратегию обвинителей, которые хотели обсудить вновь только 23-й пункт и думали только о том, как предотвратить рассмотрение других пунктов, иначе подсудимый мог получить дальнейшее преимущество перед ними. Глин, убежденный, что Страффорд блефовал, тем не менее согласился вызвать нового свидетеля по 23-му пункту. Страффорд сразу заявил, что у него есть показания еще по четырем ранее рассмотренным пунктам обвинения, которые следовало бы заслушать первыми.
В шумной обстановке, среди возмущенных выкриков сторонников партии Пима, Глин предложил отказаться вообще от новых показаний. Граф Арунделл, который всегда поддерживал палату общин, быстро принял решение закрыть заседание суда. Страффорд наблюдал с сардонической усмешкой за их беспорядочным бегством из зала, а король, сидевший в одиночестве в своей ложе, открыто смеялся. Оба в этот момент верили, что опасный час миновал и теперь ход за ними в этой игре. Обвинение провалилось.
Джон Пим не ожидал такого поражения в такое время и в той форме, которое оно приняло, но был готов к подобному возможному финалу. Утром 10 апреля 1641 г. его первая кампания против Страффорда, настойчиво проводившаяся им с осени, внезапно завершилась. Во второй половине того же дня он начал вторую кампанию, к которой давно все заранее подготовил.
Его представителем в этом деле был сэр Артур Хазельриг, который в этот день внес на утверждение в палату общин билль об опале, предполагавший вынесение приговора о смертной казни кого-либо во внесудебном порядке. Этот билль был не чем иным, как подтверждением обвинений, выдвинутых ранее против Страффорда. Но тут важно было понимать следующее. Целью обвинения было убедить большинство в палате лордов, что Страффорд по английским законам виновен в некоторых преступлениях, которые карались смертной казнью. Целью билля было продекларировать парламентским актом, что казнь Страффорда необходима ради безопасности государства. Обвинение могло состояться, если только в наличии будут законные доказательства вины Страффорда, но билль об опале мог быть принят при условии, когда большинство согласно с презумпцией его виновности. Это изменение в тактике снова привлекло на сторону Пима тех, кто верил в виновность Страффорда в измене, но понимал, что это будет сложно доказать. Для людей такого склада, как логически мысливший Фолкленд или скрупулезный Селден, подобный билль оказывался прекрасным решением.
Было возможно для поддержки билля об опале в палате общин на дневном заседании представить для 23-го пункта письменное свидетельство, то есть уже упомянутую копию, сделанную рукой Пима. Этот эпизод вызвал болезненную реакцию секретаря Вейна, который с выражением крайнего удивления и ужаса на лице поднялся со своего места и осудил предательский поступок своего сына, сделавшего копии с его бумаг для Пима.
Старший Вейн, должно быть, знал, что Пим имел доступ к его документам; то, какими словами был сформулирован 23-й пункт, говорило о многом. Это свидетельствовало о сотрудничестве Вейна со стороной обвинения. Можно было сделать логический вывод, что старший Вейн был готов позволить использовать улику для формулировки обвинения. Но он не хотел, чтобы о его беспечности, позволившей сыну достать эту улику, стало известно всем в обществе.
Несмотря на внесение билля, процесс обвинения все еще не был завершен. Страффорд должен был выступить 13 апреля с речью в свою защиту. В существующих обстоятельствах его речь стала бы призывом к палате лордов отвергнуть принятие билля, который палата общин готовила против него. Пим представил лордам копию Вейна
