быть готовым действовать в тот момент, когда провал обвинения даст ему шанс перехватить инициативу у Пима.
Все плавно шло в этом направлении. Он приобрел поддержку влиятельного Бедфорда, который стал настолько приближен к королю, что уже начал подумывать, как бы отдать свою дочь замуж за маркиза Гамильтона. Сам Гамильтон, проводя собственную политику примирения в Шотландии, предложил свою дочь выдать за сына Аргайла. Эти проекты заключения семейных союзов предполагали формирование новых дружественных связей и появление новых советников вокруг трона. Мог сложиться союз, приводным ремнем которого стал бы Гамильтон, между партией умеренных в Англии и знатными дворянами, приверженцами Ковенанта, в Шотландии. Это помогло бы разрубить связь между экстремистами в палате общин и шотландцами и создать для монархии новый прочный фундамент. Карл пошел настолько далеко, что ввел в свой Тайный совет, хотя и не сделал членами своего внутреннего кабинета, почти всех своих критиков в палате лордов: Бедфорда, Бристоля и Эссекса, Хертфорда и Савиля и даже несгибаемых пуритан Сэя и Мандевиля. Но он понимал, что прочный союз с ними возможен только при условии обоюдных уступок, которых, впрочем, еще надеялся избежать, и продолжал искать альтернативные решения.
Армия ковенантеров, продолжая занимать северные графства, была открытым союзником палаты общин. В этих беспрецедентных обстоятельствах было разумно для короля также искать какую-либо военную поддержку в случае нужды. Он до сих пор успешно противостоял просьбам палаты общин распустить ирландскую армию Страффорда и не был намерен делать этого, пока шотландцы не отведут свои войска. Гарри Перси также проинформировал короля, что офицеры английской армии возмущены отношением к ним парламента и готовы поддержать его в случае возникновения кризисной ситуации.
Перси и его основные сторонники Уилмот, Эшбернем и Поллард, объединившись в группу единомышленников и заявив о своей симпатии к королю, не выработали план вооруженного контрудара, но их соображения на этот счет могли послужить в будущем основой для его реализации.
Шталмейстер королевы Гарри Джермин предпочел бы наблюдать более быстрые изменения, и он обратился к двум поэтам, Саклингу и Давенанту, с предложением немедленно организовать вооруженное выступление, во главе которого мог бы стать комендант Портсмута полковник Джордж Горинг. Этот офицер, профессиональный военный, отслуживший несколько лет в армии, был старшим сыном одного из фаворитов королевы лорда Горинга. Молодой человек, вследствие своего возраста, доставлял много беспокойства своему семейству, хотя и несколько иного рода, в сравнении с Гарри Вейном, сыном государственного секретаря. Юноша Джордж, полная противоположность юноше Гарри, никогда не задумывался над религиозными вопросами, азартные игры и женщины были его роковой страстью. Его отец надеялся, что после его женитьбы на одной из дочерей лорда Корка он образумится и, возможно, сделает себе карьеру в Ирландии. Но молодой человек не проявил никаких чувств ни к своей жене, ни к тестю и очень скоро, презрев все семейные обязательства, бежал из поместья на самой лучшей лошади из конюшни. Потом он отправился на войну в Нидерланды. Как ни странно, но ему сопутствовала удача. Он был отважен, физически вынослив, быстро принимал решения и мог воодушевить своих солдат. Он умел добиться расположения нужных ему людей для достижения своих честолюбивых целей. Во время двух неудачных шотландских кампаний он сильно переживал, что его способности не находят должного применения из-за бездарности высшего командования. Недовольный своим постом коменданта Портсмута, он пытался путем интриг добиться должности генерал-лейтенанта Севера, надеясь, что, если снова начнется война с Шотландией, он сможет показать себя и добиться успеха. Он был вхож к королеве, но его армейские начальники не доверяли ему; они знали, что хотя он и отличный командир в бою, но в то же время может проявить беспечность и безответственность. Как сэр Джон Коньерс в Бервике, так и сэр Джейкоб Эстли в Йорке были решительно против его назначения на Север. Совсем по другим причинам, но королю и королеве было выгодно держать его в Портсмуте. Королева питала напрасные надежды на помощь из Франции, так что необходимость иметь командира-роялиста в гарнизоне Портсмута была очевидна.
Амбициозный и безрассудный Горинг, разочарованный в своих надеждах получить командование на Севере, вышел далеко за рамки умеренных планов Перси и его друзей. Он выступил за оккупацию Лондона и захват Тауэра. Но оба плана, Перси и Горинга, так и остались только на бумаге, потому что их составители не предприняли никаких шагов, чтобы свои намерения претворить в дела.
Благоразумие редко можно встретить у заговорщиков-дилетантов, и придворные офицеры, фантазеры и поэты, не были осмотрительными, да и сама обстановка, в которой они разрабатывали свои планы, не способствовала секретности. Конечно, были произнесены клятвы хранить молчание если не всеми участниками, то большинством из них. Горинг в доме Перси в Вестминстере после ужина, раскурив трубку, положил свою руку на Библию и поклялся никому ничего не говорить. Однако многозначительный внешний вид заговорщиков, их косые взгляды и частые посещения апартаментов королевы свидетельствовали, что здесь что-то затевается. Как-то в апреле Джордж Горинг, охваченный сомнениями в успехе предприятия, в мудрости своих соратников и в том, какую выгоду все это принесет ему самому, решил оправдать себя в глазах парламента и раскрыть заговор. Он разыскал лорда Ньюпорта и предупредил его о назревавшем заговоре; Ньюпорт передал информацию графу Бедфорду, который, по-видимому, недооценил ее значимость, и лорду Мандевилю, близкому другу Пима в палате лордов, который и передал ее Пиму. Горинг тем временем быстро вернулся в Портсмут и стал ждать исхода дела.
Пим не воспользовался сразу же полученной информацией – он понимал, что надо выбрать подходящий момент и только тогда обнародовать ее. Двадцать третий пункт обвинения Страффорда еще предстояло услышать, и многое зависело от успеха или неуспеха палаты общин доказать его намерение завербовать в ирландскую армию английских подданных, противников короля. О разоблачении заговора среди королевских солдат по захвату Тауэра и Лондона можно было сообщить в нужный момент, чтобы подтвердить подозрения, вытекающие из 23-го пункта. Пим решил держать информацию в резерве.
В понедельник, 5 апреля, сторона обвинения попросила секретаря Вейна дать показания, что Страффорд сказал на Совете 11 месяцев назад, когда был распущен Короткий парламент. Вейн, должно быть, знал, что его сын предоставил информацию, на которой базировался 23-й пункт, хотя, вероятно, не представлял, в каком виде она была подана. Это должно было быть его обязанностью как служителя суда – отрицать обвинение Страффорда, что он предложил использовать ирландскую армию для покорения Англии. Как государственный секретарь он должен был бы знать, что никогда такое предложение не имело места, что ирландскую армию предполагалось использовать только против
