— Нет, не лишнее, — твердо говорю я, — Неизвестно какая зараза на его когтях…
— Зараза к заразе не пристает, — Лилит смотрит на меня своими большими печальным глазами прежде чем опустить взгляд, — Не понимаю, почему он не пришел на зов своего ворона, — озадаченно морщит лоб, — Погонщики не из тех, кто щадит своих жертв и отступаются от погони.
Слова повисают в воздухе, как зловещее предостережение. Плохое предчувствие охватывает затылок. Отец всегда действует рационально и не оставляет следов. Он не знает, как много мне известно, поэтому был вынужден обратиться к тем, кто никогда не заговорит или…
Погонщик ищет Лилит.
Как много она мне не сказала? Что утаила? И была ли честна до конца?
В груди нарастает болезненное давление. Лилит мне не доверяет и от осознания этого, становится совсем паршиво.
— Тот мост не выглядел крепким, — нахожу в себе силы усмехнуться.
— Или ты слишком тяжелый, — ворчит Лилит без привычной злости, — Темнота его задержит и даст нам время оторваться.
Кивнув, я заканчиваю перевязывать ее раны, но не спешу отходить от нее. Смотрю на тонкую линию изящной шеи. Жемчужная кожа практически пропускает свет. Перевожу взгляд на ее цифры и татуировку компаса.
— Нужно идти, пока он не нашел другой путь добраться до нас, — Лилит отступает от меня, я тянусь к ней, хочу прижать ее к себе и удержать, но только сжимаю руку в кулак и отхожу прочь.
— Ты права.
За всё время нам не встречается ни одной местной живности, но напряжение меня не отпускает. Я с тревогой смотрю на темнеющее небо, холод возвращается, зной отступает и постепенно всё леденеет. Вокруг нас простирается лес, покрытый легкой дымкой изморози. От моего дыхания у рта образовывается облака пара.
Я наклоняюсь и подбираю часть проржавевшего дорожного указателя. Острая боковина обломанного треугольника довольно острая и сойдет за нож. Я убираю ее за пояс брюк, вздрагивая, когда она касается кожи.
— Нам нужно найти место для ночлега, — вздрогнув от очередного ледяного порыва ветра, говорю я.
— Мы не можем развести огонь, дым привлечет Погонщика.
— Но в таком виде мы здесь долго не протянем, — мой голос звучит жестче, чем я того хотел, — Без теплой одежды и костра… — умолкаю на полуслове.
У нас нет воды, еды и оружия, нет даже места для ночлега.
— Будем идти дальше, пока можем, — Лилит решительно шагает вперед.
«Или пока не умрем», — бьется в голове назойливая мысль.
Мороз усиливается с каждой минутой, звонкий скрип от наших шагов больше меня не беспокоит. Мозг становится будто резиновым и все звуки кажутся приглушенными. Пронизывающий ветер забирается под футболку и сковывает движения. Я еле переставляю ноги, несколько раз проваливаясь в сон прямо на ходу.
Иней оседает на ресницах и волосах Лилит. Сильный порыв ветра практически сбивает меня с ног. От мороза, промокшая от пота футболка стоит колом, и я не чувствую своего тела. Я дую на руки, пытаясь растереть ими замерзающее лицо. Лилит прислоняется щекой к стволу одного из обледеневших деревьев и неожиданно сползает вниз.
— Нужно идти, — онемевшими губами настаиваю я, но почему-то тоже опускаюсь рядом с ней.
— Немного отдохну, — она устало приваливается ко мне, и сильно дрожит.
Не выдержав, я беру ее на руки и усаживаю к себе на колени. Прижимаю к своей груди, пытаясь согреть, и чувствую тепло. Такое желанное тепло.
— Помощь твоего волка нам бы сейчас не помешала, — стуча зубами поддразниваю я.
— И когда он стал моим? — Лилит поднимает голову и пытается строго посмотреть на меня.
— Ты ему нравишься, — тянусь к ней и убираю за ухо заледеневшую серебристую прядь, мои пальцы задевают ее похолодевшую щеку.
— Ну, не знаю, — бормочет Лилит и я рассеянно усмехаюсь.
Она запускает ледяные руки под мою футболку. Но я не чувствую ничего, кроме этого дикого холода и усталости. Мои зубы стучат и я боюсь менять положение, предпочитая вообще не двигаться. Наши слабые попытки согреть друг друга уже не помогают. Меня клонит ко сну.
— Что едят аристократы? — вдруг спрашивает Лилит.
— Правда хочешь услышать? — хриплю я.
— Самое время поговорить о еде, не находишь?
— Ладно, — сдаюсь я.
— Что подают на приемах? Я всегда пыталась разглядеть, но показывали только ваши начищенные задницы.
Я смеюсь и ледяной воздух проникает глубже, вгрызается в мою плоть колючими иголками.
— Чаще всего устрицы, омары и лангусты, — не смотря на жуткий холод, мой желудок пронзают голодные спазмы.
— Лангусты, — мечтательно повторяет Лилит, словно хочет пробовать их на вкус, — Что это? — она поднимает голову, кажется, ее глаза светятся изнутри, как тлеющие угли.
— Ракообразные, — прислоняюсь затылком к стволу, — Тонкий, чуть сладковатый на вкус, никакого намека на запах рыбы, — мой рот наполняется слюной и я сглатываю.
— Звучит божественно, — с ее губ срывается стон, — Но я бы не отказалась и от куска черствого хлеба, — Лилит прижимается ко мне всё сильнее или может быть, это делаю я, в тщетной попытке согреться.
— Знаешь, я рад, что мы остались в живых…
— Ненадолго, — печально подмечает она.
— … и что ты оказалась здесь со мной, — признаюсь я, северный ветер не дает мне нормально дышать, высасывая остатки тепла и я проглатываю некоторые звуки.
— Все-таки решил покаяться?
— Типа того, — перевожу взгляд вдаль, с неба начинают сыпаться крупные хлопья снега и нас медленно засыпает снегом.
— Будь у тебя выбор, ты бы никогда не захотел оказаться тут с измененной, — глухо говорит Лилит.
— Я давно не думаю о тебе так, — я закрываю глаза.
— Вот ты и попался, — она шутливо бьет меня в грудь, пробую улыбнуться, и не могу. Новый порыв ветра заставляет меня втянуть в себя ледяной воздух. Легкие словно становятся меньше.
Теперь остается только ждать.
Ждать конца…
Отец отобрал у меня свободу выбора, как мне жить, и… как мне умирать. Ему не составит труда разыграть убитого горем отца. Может быть, мама тоже прольет слезу. Единственная, кому будет не все
