Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
– Она не дура. Она нормальная! – крикнул в толпу из окошка второго этажа над парикмахерской киномеханик. Он никак не мог понять, радоваться ли этому?
– Сторонам понятен вывод экспертизы? – спросила судья.
– Что и требовалось доказать, – первым откликнулся Бахтин. – Хотя уверен, что уважаемый Виталий Титович незамедлительно спросит, а что, если потерпевшая Уфимцева как раз из тех самых восьми процентов обследованных, а не из девяносто двух?
– И спрошу, – вскочил Гришайло, уязвленный тем, что адвокат буквально с языка сорвал его вопрос.
– Комиссия отошлет вас лишь к своему основному выводу, – отпарировал Табачников. – По своему умственному и гормональному развитию, так обеспокоившему суд, гражданка Уфимцева абсолютно в норме. С чем ее и поздравляю. Молодая, обычная женщина. Нет, простите, не обычная, красивая женщина, с нормальными поведенческими реакциями.
– Мои последние слова можно не заносить в протокол, – пошутил доктор. – А вот то, что молодая мама находится в состоянии высочайшего нервного истощения, способного перерасти в необратимый процесс, этот вывод прошу занести в протокол.
– И все равно, обвинение будет требовать повторной экспертизы, – заявил Гришайло.
«Некрасиво, ох как некрасиво, – разозлилась про себя судья, – обидеть сразу стольких людей, в том числе и известных медиков». Но вслух она сказала совсем другое:
– Ваше право. Но учитывая сделанное только что заявление экспертов, а также весь предыдущий ход разбирательства, который был сведен, собственно, к одному главному вопросу – считать ли подсудимого Сироткина насильником и совратителем, – я прихожу к выводу, что уже сейчас могу удовлетворить просьбу защиты и немедленно, до окончательного решения суда, освободить гражданина Сироткина Дмитрия Михайловича из-под стражи.
– Сироткина освобождают из-под стражи! – Киномеханик незамедлительно ретранслировал на улицу слова судьи.
Слова потонули в общем хоре недовольного улюканья, смешавшегося с редкими аплодисментами.
– Я еще не закончила. Учитывая то значение, которое придается процессу городской общественностью, да что там, общественностью, всем городом, – тут голос судьи почему-то сорвался на фальцет, – я хочу поступить не совсем в соответствии с судебной процедурой. То есть спросить присяжных – поддерживают ли они мое решение? При этом заранее предупреждаю, окончательное решение о том, освободить ли Сироткина из-под стражи, все равно оставлю за собой.
– Подождите! Подождите! Это неправильно! – буквально взъярился Бахтин, как молодой лев, в секунду оказавшийся на сцене между судьей и подзащитным. – Ваша честь, подобная «любезность», к которой вы выразили желание подключить и заседателей, защиту ни в коей мере не устраивает.
– Не понимаю. Чего вы еще хотите, уважаемый Борис Фиратович? Объяснитесь, – жестко потребовала судья.
– Охотно сделаю это, благо еще накануне, если помните, сказал, что мое заявление весьма полезно будет послушать всем. И суду вместе с присяжными и драгоценным прокурором Гришайло, и местным жителям было бы неплохо услышать, и уважаемой прессе. – Бахтин уже взял себя в руки и продолжил: – Дело в том, господа, что, усомнившись в материалах предварительного следствия, защита вела свое расследование некоторых обстоятельств дела. Причем сразу замечу, предвосхищая некоторые ожидания: мы ни в коей мере, прошу прощения за грубость, не залезали в кровать к этой влюбленной парочке, что весьма охотно делал весь город.
«Вот оно, – невольно подумала заинтригованная, как ребенок, Зуева. – Есть за что уважать, наверняка глубоко полезли в прошлое».
– ...В частности, нам удалось с абсолютной точностью выяснить личность потерпевшей, проходящей в протоколах следствия под именем Анастасии Уфимцевой, – донесся до судьи конец фразы. – Нами документально установлено, что фамилию Уфимцева потерпевшая получила лишь в детском доме города Уфы, куда в младенческом возрасте была переведена из города Пролетарска Ростовской области без соответствующих документов. Настоящая же ее фамилия Сальникова. Анастасия Сальникова, рожденная в феврале одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого, единственная дочь Светланы Юрьевны Сальниковой, женщины без определенных занятий, пропавшей без вести примерно в январе–марте девяностого года уже после того, как она определила свою дочь в детдом. Сведения об отце отсутствуют... Передаю суду материалы, подтверждающие сказанное, а также заключение экспертов ФСБ, идентифицирующее гражданку Сальникову по группе крови и антропологическим данным с ее покойной матерью.
Бахтин невозмутимо протянул папку с бумагами судебному приставу и тот передал их судье.
– И что вы этим хотите сказать? – решив не утруждать себя анализом, спросила Зуева.
– Лишь то, что Дмитрий и Настя не приходятся друг другу братом и сестрой, что снимает с этих молодых людей любые обвинения в инцесте, которые здесь звучали ранее.
В отличие от Бахтина, желающего принципиально смыть любую чушь с молодых, прокурора Гришайло ничуть не волновали тонкости с кровосмешением. В словах Бахтина он услышал то, от чего как-то сразу обмяк и безвольно растекся в своем прокурорском кресле.
Год рождения Уфимцевой, то есть Сальниковой, не важно, как ее называть, февраль 1989 года! Это ведь камня на камне не оставляет от предъявленного Сироткину обвинения!
– ...А вот, Дима, фото твоей действительно родной сестрички, которая умерла в том же детдоме Пролетарска в возрасте полутора лет. – Адвокат передал через пристава еще одно фото судье. – Экспертиза также установила по антропологическим признакам ваше прямое родство. Кстати, здесь в городе находится один из экспертов, полковник ФСБ в отставке, господин Мацкевич. Он может ответить на вопросы, если таковые у суда появятся. – Бахтин взял довольно длительную паузу и повернулся спиной к судье и ликовавшему Димке, чтобы глаза в глаза обратиться к Добровольскому. – Простите, Владимир Андреевич, но после радостной вести о том, что ваши подопечные не брат и сестра, что в сложившихся обстоятельствах давило на вас тяжким моральным грузом, вынужден донести до вас и тяжелую весть.
Отставной офицер невольно поднялся. Он уже давно был готов в своем позоре предстать перед залом, пройти сквозь шомпола линчующих его взглядов, упасть на колени перед детьми, чтобы не у Бога, а именно у них, у всех на виду вымаливать себе прощение. Но вместо этого адвокат просит прощения у него самого...
– Я знаю, Владимир Андреевич, вы почти наверняка были уверены, что Дима и Настя – родные ваши дети. Но, как видно, уверены, да не совсем. Поэтому и взяли над ними лишь опекунство. Сегодня я вынужден лишить вас надежды, можно сказать, дважды – они не ваша кровь. А та, кто, возможно, была вашей дочерью, скончалась, как я уже сказал, в возрасте полутора лет. Мне очень жаль. У защиты теперь нет вопросов к свидетелю Добровольскому. И одновременно ходатайствую перед судом, чтобы не зачитывать его личные записи, приобщенные ранее, как не имеющие фактов, относящихся к данному делу.
Судья чуть ли не проглотила язык: как не зачитывать? Ведь в них свидетель признается в том, что участвовал в авантюре с бедными детьми. Это же такой выигрыш для защиты, а Бахтин от него легко отказывается.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
