нельзя по закону. Когда же неизвестно, что — можно, что — нельзя, награды и наказания ведут к тому, что, чем строже наказания, тем больше смута. Это ставит государство в безвыходное положение. Следовательно, спор в пренебрежении правдой — ложен, познания в пренебрежении правдой — фальшивы. Народ, приверженный лжи и фальши, привержен тому, за что карали прежние царя. Ведь именно здравый смысл — критерий правды и неправды.
Река Вэй полноводна. Среди семьи одного богача в царстве Чжэн оказался утопленник. Некто выловил его труп. Когда богач обратился к нему с просьбой о выкупе, тот потребовал с него слишком много денег, поэтому богач обратился к Дэн Си. Дэн Си на это сказал: «Не беспокойся — никому другому он его не продаст». Тот, у кого находился труп, тоже забеспокоился и пошел к Дэн Си. Ему Дэн Си ответил: «Не волнуйся. Кроме как у тебя, ему нигде этого не купить».
Подданные, испытывающие недостаток лояльности, подобны ему. Если у правителя нет заслуг, и потому он неспособен привлечь народ, его обвиняют в том, что у него нет заслуг для приобретения народа. Если же у него есть заслуги, и он приобретает народ, то на него нападают за то, что у него есть заслуги в приобретении народа. Властители, не имеющие собственного верного суждения [меры], в силу этого не в состоянии понять, в чем тут дело. Как это печально! Ведь из-за этого погибли Би Гань и Чан Хун, из-за этого впали в нищету Цзи-цзы и Шан Юн, из-за этого подозревали даже Чжоу-гуна и Чжао-гуна, из-за этого бежали Фань Ли и Цзысюй. Ведь именно от этого зависят жизнь и смерть, существование и гибель, спокойствие и опасность.
Цзычань управлял Чжэн, когда Дэн Си намеренно воспротивился этому. Столковываясь с теми, кто в народе имел тяжбы, он стал брать за ведение крупного процесса верхнюю одежду, за ведение малого — куртку и штаны. Народ понес ему одежду, штаны и куртки, чтобы научиться сутяжничеству, от желающих не было отбоя — ложь выдавали за правду, правду за ложь, так что стало невозможно определить, где правда, где ложь, а понятия о дозволенном и недозволенном менялись, что ни день. Стоило Дэн Си пожелать, чтобы кто-то выиграл процесс, и тот его выигрывал, стоило ему захотеть, чтобы кого-то обвинили, и того обвиняли. Все царство Чжэн было охвачено смутой, народ только и знал, что болтать.
Страдая от этого, Цзычань казнил Дэн Си и выставил его останки на всеобщее обозрение. Народ тогда покорился сердцем. Правда и ложь получили определенность. Законы и распоряжения стали выполняться беспрепятственно. Между тем среди людей нашего времени много таких, кто желал бы установить в своем государстве порядок, но при этом не карать таких, как Дэн Си. Это значит, что, желая порядка, увеличивают смуту.
В царстве Ци был один служилый муж. Тот, кому он служил, погиб, но он не последовал за ним в смерти. Как-то он встретил на дороге знакомого, и тот удивился: «Ты что, не собираешься умереть?» Тот ответил: «Точно. Ведь служилый служит из выгоды, а в смерти — какая выгода? Раз в смерти нет выгоды, нечего и умирать». Тот знакомый сказал: «Как же ты можешь людям в глаза смотреть?» Тот ответил: «А что, если бы я умер, я смог бы людям в глаза смотреть?»
Кто здесь прав, выясняется подробным рассуждением. Например: «Не последовать в смерти за своим благодетелем — великое преступление против долга». Поэтому таким рассуждениям, как приведенное выше, нельзя внимать, поскольку с их помощью невозможно разрешить дело — совершенно очевидно, что словеса самое дело не решают. Слова — это лишь оболочка смысла. Глупо анализировать оболочку, игнорируя ее содержимое. Поэтому в древности люди после того, как воспринимали содержание, оставляли в стороне его словесное выражение. Ведь слова слушают для того, чтобы извлечь содержащийся в них смысл. Если же слушать речи, в которых невозможно найти смысл, то такие речи ничем не лучше сплетен (яо).
В Ци был некто Чунь Юйкунь, он уговаривал Вэй-вана присоединиться к союзу «цзун». Убежденный [его искусством], Вэй-ван пообещал послать десять колесниц в помощь Чу. Когда воины уже двинулись в путь, некто убедил Вэй-вана присоединиться к союзу «хэн», и ван отдал приказ воинам вернуться. И вот: забыв о смысле союза «цзун», Вэй-ван проиграл и в деле союза «хэн».
Так что, возможно, иметь слишком большие способности хуже, чем не иметь никаких; а иметь слишком умелых ораторов хуже, чем не иметь их вовсе.
На одном чжоуском треножнике есть изображение Шуя, закусившего себе пальцы: так прежние цари стремились показать, что чрезмерное искусство не должно поощряться.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Распутные речи / Инь цы
Если отрицать красноречие вообще — не будет средств общения. Если же слепо следовать красноречию — наступит смута. В речах смутного времени нет недостатка в красотах, однако их смысл должен проверяться сердцем. Когда слова не обманывают сердце — они близки к тому, что нужно. Поскольку то, что говорится, есть выражение того, что на сердце. Когда же слова и то, что в сердце, расходятся, а высшему нечем проверить их, тогда среди низших много говорят такого, чему на деле не следуют. Когда же слова и дела расходятся — это предзнаменование больших бед.
На встрече в Кунсюне Цинь и Чжао заключили союз. В договоре говорилось: «Отныне и впредь всякое намерение со стороны Цинь должно получать поддержку от Чжао; [соответственно], всякое предполагаемое действие Чжао должно находить поддержку у Цинь». Через непродолжительное время Цинь подняло войска в поход на Вэй, Чжао же решило оказать помощь тем. Циньский ван, недовольный этим, послал к чжаоскому вану сообщить: «В договоре сказано: «Всякое предполагаемое действие Цинь должно находить поддержку у Чжао; всякое предполагаемое действие Чжао должно находить поддержку у Цинь». И вот теперь Цинь предполагает напасть на Вэй, а Чжао в связи с этим собирается оказать им помощь. Это противоречит договору». Чжаоский ван сообщил об этом Пинъюань-цзюню, а тот, в свою очередь, Гунсунь Луну. Гунсунь Лун сказал: «Можно и нам послать к циньскому вану сказать следующее: «Чжао стремится на помощь, и только циньский ван — единственный, кто не помогает нам в этом. Это противоречит договору».
Кун Чуань встретился с Гунсунь Луном: им предстоял спор при дворе Пинъюань-цзюня. Они углубились в дискуссию, речь пошла уже о «трех зубах», и Гунсунь Лун, необычайно искушенный в этой теме, спорил так ловко, что Кун Чуаню нечем было отвечать,
