что тоже не знаю, что буду делать на пенсии, и что мне тоже предложили что-то взамен железной дороги. На этом сват мой успокоился, что не совершил в моем отношении предательства.
А я на другой день пошел на новое место работы. Назначение на должность инспектора от секретариата ЦК по обустройству госграницы с Китаем в изменившихся политических условиях считалось секретным, и поэтому для несведущих я занял пост зампредсовмина Бурятии, и у меня началась совсем новая жизнь.
Впрочем, это уже совсем иная история…
ИСТОРИЯ ПЯТАЯ,
рассказанная одним министром,
или Эпилог
Вычислить путь звезды,
И развести сады,
И укротить тайфун —
Все может магия…
В один прекрасный день я был назначен Первым Секретарем Чечено-Ингушской Республики. Не скажу, что это была награда, скорее наоборот — серьезное испытание. Собственно говоря уже то, что меня поставили именно Первым Секретарем, говорило о потенциальных проблемах, ибо обычно русские в таких образованиях назначались Вторыми, а при таком раскладе это всегда означало, что Москва намерена рулить там «железной рукой» (пусть и в бархатной перчатке), и ни к кому из местных лидеров у Москвы нет доверия. Ну, или в более мягкой дипломатической форме это звучало таким образом: при постоянном соперничестве чеченов и ингушей Москва назначила русского, чтоб не вставать на чью-либо сторону.
При этом, учитывая, мягко говоря, непростую историю обоих народов и историю их взаимоотношений с русской / советской властью следовало понимать так: пост Первого секретаря в подобной республике был чем-то сродни и трону царского наместника, и раскаленной сковородке одновременно. Замнем для ясности.
В общем, шло начало работы на столь трудной должности, когда возникла первая же проблема. Так вышло, что в республике началась засуха. То есть восточные, чеченские, районы, которые ближе к Каспию имели дожди, а в ингушских горах — не было ни капли.
Ни денег из казны нет, ни знакомств с теми же соседями, чтобы с водой помогли, ибо только начало работы, то есть что делать — неясно. И вот в один день стою я у окна, смотрю на закатную сторону и вдруг вижу первые признаки будущего сильного шторма. А в свое время я проходил обучение в разных партшколах. Так вот в Иркутске, откуда я родом, под это выделялась так называемая дача Эйзенхауэра близ Листвянки, где нас, молодых партработников, учили всему маститые зубры коммунистической партии. Так вот местный зубр, которого молодежь иногда за глаза называла то «Верховным Шаманом», то «Хранителем Озера» (и который, по случаю, был дядей жены моего закадычного друга), любил нам по-родственному рассказывать всяческие занимательные истории, а также показывать разные удивительные приметы, которые простому люду были неведомы. Среди них встречались и такие, которые противоречили данным метеосводки, однако почему-то сбывались. Всякий раз Роман Савельевич, когда ему удавалось в очередной раз посрамить гидрометеоцентр, этому страшно радовался. А нам он всякий раз повторял эти удивительные приметы и приговаривал: «Когда-нибудь это вам очень понадобится. Аратов привлекают вещи с виду мистические. Ежели партработник знает погоду и природу лучше, чем все эти метеорологи, это для него большой плюс». Другие во все эти приметы не верили, а я родился и вырос в городе Бабушкине, что на самом берегу Байкала, и сызмальства многие из них воочию наблюдал, так что мне все эти байки легко легли на душу.
И вот, смотрю я в окно, а там — первая примета грядущего шторма, за нею — вторая, третья, и по всему видно, что шторм близится. А за спиною просители стоят — воды просят. Поворачиваюсь я тогда к местным и спрашиваю: «А что прогноз говорит?» А те в ответ мнутся: мол, барометр указывает на «великую сушь». Тогда второй вопрос: «А местные аксакалы чего говорят? Может быть, есть приметы какие?» На это местные мнутся еще больше: мол, аксакалы в свое время от рук советских карателей полегли да в казахских степях навсегда остались в изгнании. В общем, прервалась традиция. На гидрометеоцентр одна надежа, да и там — «великая сушь».
Ну что поделать, поехали на места — на поля будем смотреть. Приехали на поля: сухо кругом, почва от жары еще не лопается, но видно, что еще дней пять без воды — и прощай урожай. Сели в теньке, разложились, выпили, закусили — принимали меня как родного, барана завалили, все честь по чести. Ну и в конце трапезы я, как дед Роман когда-то учил, водкой во все стороны света побрызгал, перекрестился и поклонился — опять же на все четыре стороны. А потом в машину пошел. У местных на лицах шок, переходящий у кого-то в скрытый смешок, у кого-то в явное изумление. Очень осторожно, будто с больным разговаривают, спрашивают, что это было. На что получают резонный ответ: «Вы просили у меня дождь? Дождь будет». Какой вопрос, такой и ответ.
Сели в машину, едем назад в гробовом молчании, слышно, как у всех часы тикают. У меня предчувствия самые нехорошие, типа сейчас назад будем, уж сигналы точно посыпятся. А вдруг дед ошибся? Вдруг в Чечне приметы совершенно иные, чем на Байкале, должны быть?! Все ж таки районы разные, все разное…
Однако где-то на полдороге домой догоняет нас нежданная туча, и начинается страшный дождь. Сильнейший ливень, чуть ли не месячная норма осадков. И вот пока мы ехали, все то же гробовое молчание, но уже не насмешливое, а такое — с благоговением. Вернулись домой, там все хорошо. Через пару дней надежные люди уже сообщают, что народ своими глазами видел, как из разбрызганной мною водки образовались огромные тучи, из которых и пролился обещанный дождь. В итоге я замечаю, что у людей, заходящих ко мне в кабинет, спина немного сама собою сгибается. А надобно понимать и чеченов, и ингушей — насколько это для них дорогого стоит.
А недельки через две приходят ко мне опять ходоки, теперь уже с равнинной Чечни. Мол, на западе дожди вот прошли, и там сейчас все цветет, зеленеет, а у нас на востоке — великая сушь, давно дождей не было. Может быть, вы и в нашу сторону наведаетесь?
С одной стороны, почему бы и нет, но за окном ни одной приметы по дождю на востоке. А отказать невозможно: специфика такова, что раз уж вызвал дождь ингушам, изволь сделать то же самое для чеченов, иначе потом на всю жизнь будешь слыть «ингушским ставленником»…
