— Сеньор майор, сеньор капитан! Командуйте общее построение, мы отправляемся. Возьмите двоих пленных и соорудите какие-нибудь носилки для Габриэла. Сеньор вице-губернатор и сеньор заместитель попечителя, оставляю вас здесь следить за выполнением договоренностей и собирать свидетельства для ваших отчетов: жду от вас соответствующую телеграмму в течение трех дней, максимум. И было бы неплохо, чтобы отчеты совпадали по содержанию.
Прошло менее двенадцати часов с того момента, когда губернатор и его небольшой военный отряд высадились на острове Принсипи, и вот «Минделу» уже снова отчаливал, начиная обратный путь на Сан-Томе. Группа была в том же составе, плюс двое арестованных с вырубок Инфант Дон Энрике, а также Габриэл. Совместными усилиями здешнего врача, а также Дэвида Джемисона, за которым губернатор отправил посыльного в единственную здесь гостиницу, раненому была оказана медицинская помощь. Когда они отплыли от острова, было еще светло, однако, как это бывает в тропиках, ночь опустилась довольно рано и быстро. Луиш-Бернарду отыскал себе местечко на корме этого небольшого судна, значительно превысившего в этот раз свой допустимый объем груза и пассажиров. Губернатора вдруг охватила апатия и вялость, бывшая для него способом скинуть с себя напряжение, навалившееся на него за прошедший день. Он чувствовал облегчение в связи с произошедшей развязкой событий, осознавая со спокойствием в душе, что действия его в сложившихся обстоятельствах оказались максимально адекватными. Он курил сигару и наслаждался сладостью победы. Единственное, что его удручало, это то, что он не может сразу же по прибытии броситься в объятия Энн, обо всем ей рассказать и тут же все забыть, уткнувшись в ее обнаженную грудь, такую совершенную, мягкую и нежную. Такая перспектива из них двоих ждала лишь Дэвида, независимо от того, воспользуется он ею или нет, а Луиш-Бернарду даже не позволит себе случайно заговорить с Энн об этом. Рана эта, называемая ревностью, а еще — осознание того, что он не может при свете дня разрешить себе то, на что имеет право Дэвид, — тревожили его и болели в нем постоянно, не оставляя надежд ни на исцеление, ни на короткую передышку.
Луиш-Бернарду взглянул на Дэвида, находившегося в тот момент в рубке в центральной части их корабля, курившего сигарету и живо беседовавшего с капитаном на своем неуклюжем португальском. Это в Дэвиде больше всего восхищало: он был готов адаптироваться, практически к любым жизненным условиям, где или с кем бы он ни находился. Луиш-Бернарду никогда не слышал, чтобы он жаловался на то, как тяжело ему живется на Сан-Томе, как сложилась его судьба, лишившая его славной карьеры в британской колонии и бросившая в это мрачное, Богом забытое место, предложенное ему английской колониальной администрацией. Иногда, конечно, можно было заметить, чего ему стоит осознание того, что этот поворот его судьбы обрушился всей тяжестью на плечи Энн. Конечно же, он глубоко переживал, видя ее здесь, вдали от привычной для нее среды, ее мира и той жизни, которую он ей обещал, когда завоевывал ее сердце и, по сути, ее судьбу, там, в Дели. Однако если не считать эти переживания и эту боль, прежде всего, Дэвид был оптимистом, видевшим во всем только лучшее и никогда не считавшим, что время уходит безвозвратно. Его интересовало почти все, даже здесь, на Сан-Томе, где, казалось, мало что может заинтересовать. Приехав сюда чуть больше года назад, он уже прекрасно разбирался в проблемах экспорта какао, в делах, касавшихся управления плантациями и даже работы правительства, включая бюджетные вопросы, которые относились к компетенции Луиша-Бернарду. Он знал все о географии острова, который почти весь изъездил, о его горных вершинах, реках, бухтах, доминирующих направлениях ветра и о живущих в лесной чаще животных. Вот сейчас, например, Дэвид обсуждал с капитаном тему подводных течений между островами Сан-Томе и Принсипи, а до этого залез в машинное отделение проверить работу двигателя. Луиш-Бернарду не сомневался, что, возникни такая необходимость, Дэвид один спокойно довел бы судно до места назначения.
После того, как губернатор позвал его на корабль, они с Дэвидом не разговаривали: англичанин с самого начала застрял в капитанской рубке, а Луиш-Бернарду, расположившись на корме, занимался своим любимым видом спорта — созерцанием звезд на небе, покуривая свои кубинские Partagas. Усталость после сегодняшнего насыщенного событиями дня и бессонная ночь накануне, когда они плыли на Принсипи, давали о себе знать. Он вытянул ноги и оперся головой о свернутый в бухту канат, чтобы немного вздремнуть. Вынув сигару изо рта, он почувствовал, что глаза его закрываются, когда увидел подсевшего к нему Дэвида.
— Решили вздремнуть после успешно выполненного задания?
Луиш-Бернарду приподнялся и тоже сел. В темноте он не смог разглядеть по лицу Дэвида, иронизирует он или нет.
— Луиш, я должен сказать, что я к вам не в претензии. Сейчас, когда мы одни, я признаю, что вы были правы, там, наверху. Я бы тоже вас погнал оттуда. Поэтому мне не стоило говорить того, что я сказал по поводу свидетелей, которые, дескать, вам не нужны.
— Я не в обиде, Дэвид…
— Нет, серьезно, Луиш, вы сделали то, что должны были сделать, и мне нечего сказать по поводу того, как вы справились со всем этим.
— Однако же это никоим образом не смягчит то, что вы напишете в вашем докладе для Лондона…
— Да, вероятно. Я расскажу обо всем, что на самом деле чувствую. О том, что здесь еще много людей, для которых рабский труд и закон кнута по-прежнему не вышли из моды. И о том, что на Сан-Томе есть губернатор, который не разделяет эти идеи, даже наоборот, он выступает против них, представляя здесь свое правительство и пользуясь его поддержкой.
Луиш-Бернарду вздохнул. Этот разговор был из тех, что они ведут уже давно, каждый занимая то положение, которое он занимает. Их разделяют разные задачи, но объединяют общие мысли и взаимная симпатия.
— Да, Дэвид. Только вот никто из нас не знает, чем все это закончится. За кем будет победа — за ними или за мной.
— А еще — на чьей стороне окажется в решающий момент ваше правительство… — добавил Дэвид, на что Луиш-Бернарду ответил лишь молчанием.
— Луиш, — продолжил Дэвид, — я могу предвидеть одну вещь: времени на принятие решений больше не будет. Мне сообщили, что через полгода, в ноябре или декабре, в Лиссабоне намечена завершающая встреча между английскими импортерами какао и владельцами плантаций на Сан-Томе. И там-то как раз и будет решено, объявит ли Англия бойкот продукции с Сан-Томе или нет.
Луиш-Бернарду попытался посмотреть в глаза Дэвиду, несмотря на темноту:
— Могу предположить, что ваш доклад будет иметь решающее значение для импортеров. И это означает, что у меня менее шести месяцев, чтобы убедить вас в том, что триумфатором на этом параде буду именно я. Не так ли?
Дэвид улыбнулся. Теперь настал его черед промолчать. Он достал сигарету из серебряного портсигара, который всегда брал с собой, протянул его Луишу-Бернарду, и закурил. Какое-то время они оба молчали, после чего Луиш-Бернарду объявил, что попробует заснуть. Однако Дэвид, как выяснилось, еще не закончил разговор.
