2
После завтрака нас выводят на прогулку. Девчонок еще нет. Витек нервно прохаживается, поглядывая на дверь женского корпуса.
– Ну, где они? – произносит нетерпеливо Витька.
– Девчонок всегда позже гулять выводят, – говорит Лешка.
– Только бы не кололи. Если подержат несколько дней связанной, это ничего. Это не страшно. Она уколов не переносит. Она вообще боль не переносит. Один раз на чердаке руку поцарапала об гвоздь, у нее кровь выступила. Царапина-то пустяковая. Я посмотрел и говорю ей: «Ерунда. Завтра уже все заживет!» А она села на ящик, улыбается, а у самой слезы текут. И так каждый раз. Ударится обо что-нибудь – сразу слезы, а сама улыбается. Даже не всхлипывает.
– Дааа… укол – это не царапина, – бормочет Леха.
Пауза.
Витек храбрится и, стараясь скрасить тоскливое ожидание, откровенничает:
– Мы с Аксаной, когда на чердаке жили, голубей подкармливали. Они привыкли к нам. Совсем ручными стали. Один так привязался, что разрешал брать себя в руки. Сначала голубь был невзрачным заморышем, которого собратья пихали из стороны в сторону. Но после того, как Аксана стала его выделять и кормить отдельно, он распушился, а потом вдруг взял да и расцвел переливами бирюзово-голубоватого зоба, покрытого фиолетовыми отблесками звезд. За это сходство его зоба с Голубым мрамором[528], нашей планетой (когда на нее смотришь глазами Гагарина), мы и прозвали птаху Голубем Мира. А он, набравшись сил, стал колошматить других птиц. Прежний лидер стаи несколько раз пытался вернуть упущенное превосходство и вступал с Голубем Мира в кровопролитные сражения, продолжавшиеся даже на космической высоте. Но, не имея моральной поддержки в нашем лице, всякий раз проигрывал и вскоре зачах. Разобравшись со всеми противниками, голубь стал огуливать порабощенных им самок. Его раздобревшая в баталиях грудь засияла медалями и засверкала орденами с такой силой, что Творец, поглядывавший на нашу планету только в часы сиесты, увеличил время собственной медитации для релакса старческих глаз. Любуясь оперением материков и переливами океанов, Господь забывал свое предназначение и уходил в нирвану.
– Так протекали секунда за секундой, час за часом и день за днем. Бывало, сядет создатель на небе, начнет с замиранием сердца восхищаться зобом нашей планеты да и задремлет… А она все воркует-воркует – уже не в силах успокоиться без посторонней помощи. Тогда Аксана берет в свои тонкие, изящные руки вафельное полотенце, в вафельную клеточку, из вафельной страны и одним грациозным движением стройного тела нарушает возникшую дисгармонию природного баланса и восстанавливает прежнюю идиллию Дарвина, лишая обозревшую птицу неоправданной поддержки союзников…
Витя замолкает, и наступает пауза.
Длительная пауза…
Слышно, как недалеко, за кустами, вокруг голубки воркует голубь. Вдруг из кустов выпрыгивает полосатый кот и парит навстречу своему обеду, но, промахнувшись, приземляется на мягкую траву и с завистью смотрит ввысь, туда, куда улетели, захлопав крыльями, потомки динозавров[529]. Нервно стукнув хвостом о родную землю и облизав шершавым языком не пригодившуюся на этот раз пасть псевдэлуруса[530], кот, развалившись на траве ничком, начинает лизать свои пушистые причиндалы, компенсируя голод страстью.
Лешка формирует общую мысль и выпускает ее в пространство:
– Э-эх, был бы я птицей! Улетел бы отсюда к черту на кулич ки! Жил бы себе на чердаке, где бы меня никто не трогал.
– Ага, и летал бы к Аксане за крошками, – подхватываю я.
За забором из здания начинают выводить девочек. Не удержавшись, Витек подходит к сетке и, взявшись за нее, ищет глазами Аксану. Степаныч отзывает его назад:
– Отойти от сетки! Слышишь, что я сказал?
Витек отходит.
– Нету Аксаны, – объявляет Витя.
Он садится на землю и закрывает голову руками.
Лешка, желая обнадежить друга, сообщает:
– Вон Оля идет!
Оля подходит к забору. Витек встает. Леша спрашивает:
– Оля, а где Аксана?
Оля молчит.
Леша:
– Ну, не молчи ты! Говори! Где Аксана?
Оля опять молчит.
В разговор вступает Витя:
– Олечка, скажи, пожалуйста, где Аксана?
Оля переводит взгляд на Витю, тот не выдерживает:
– Ну?
– Я не знаю… – вздыхает она.
Пауза. Все смотрят на Олю.
– Как не знаешь? – возмущается Лешка.
– Так не знаю… – отвечает Оля, – ее перед прогулкой старшая медсестра увела.
– Куда увела? – не успокаивается Витя.
– Куда-то… К себе, наверное… – произносит Оля тоскливым голосом и переводит взгляд на Лешу.
Витя отходит в сторону, внимательно осматривая территорию девочек. Оля обращается к Леше:
– Леш, а Леш…
– Что? – спрашивает Лешка.
– А ко мне мама приезжала.
– Ну и что?..
– Она сказала, что бабушка умерла.
– Жалко…
Пауза.
– Я бабушку больше всех любила.
– Я тоже люблю бабушку.
Пауза.
– Леш, а Леш…
– Ну, что еще?
– Я не хочу без бабушки…
– Я тоже не хочу.
Пауза.
– Леш, а Леш…
– Чего?
– А ты не умрешь?
– Не знаю.
Подходит Витя.
– Слушай, Оль, может, ты сходишь спросишь у медсестры, где Аксана?
Оля мнется, потом нерешительно отвечает:
– Я боюсь.
– Ну, а чего ты боишься? Ты просто подойди и спроси: «А где Аксана?» Что она тебе за это может сделать?
Оля молчит.
– Ну? Сходишь?
– Сходи, – подбадривает ее Леша, – не бойся.
– Я ответа боюсь, – говорит Оля, опустив голову.
Витек садится на землю и закрывает голову руками. Оля пытается его успокоить:
– Вить, не плачь. Аксана только по ночам плачет. А днем никогда…
