– Перестань, Урсула, – мягко сказала я. – Я здорова. Посмотри, какой прекрасный день. Солнце сияет, птицы поют, деревья в цвету. Чего еще желать? Посмотри сама… – Я протянула руку и сорвала цветок с дикой вишни, сгибавшейся под тяжестью цветов. Именно в такой день девятнадцать лет назад мы с Джоном венчались в замке Рейби; тогда я вплела в волосы цветки вишни. Да, много скорби, но много и счастья… Дорога, по которой я шла, была усыпана не" только шипами, но и лепестками роз.
После Барнета я решила думать не о скорби, а о счастье/, выпавшем на мою долю, потому что после сообщения о смерти Джона меня пугала мысль о судьбе графини Алисы. При моем слабом сердце ничего не стоило умереть от горя, но дети были слишком малы. Они нуждались во мне, а я дала клятву Небесам. Решение оказалось правильным. Я знала любовь; хотя с годами воспоминания слабели, но она поддерживала меня. Я потрогала седло, украшенное драгоценными камнями. Позолота стерлась, кожа потрескалась, но рубин сверкал так же, как в тот день, когда я встретилась с Джоном в лавке шорника.
– Миледи, умоляю, скажите мне правду, – жалобно промолвила Урсула.
Я отвернулась. Обманывать Урсулу было бесполезно; она слишком хорошо меня знала. Кроме того, я была перед ней в долгу. Все мое девичество, замужество, материнство и вдовство дорогая подруга была рядом, радуясь и горюя вместе со мной.
– Мне нужно в Бишем, – прошептала я так, чтобы не услышали Джеффри и Том. – Пора, Урсула…
Урсула ответила не сразу, а когда заговорила, я увидела на ее глазах слезы. В последнее время она часто плакала. Я невольно вздохнула. Тем, кто остается, всегда труднее.
– Да, моя дорогая Исобел, – еле слышно ответила она. – Я знаю, у вас больное сердце… но это продолжается уже давно. Я надеялась, что вы меня разубедите.
Я потрепала ее по руке:
– Не грусти обо мне, любимая Урсула. Я ухожу с миром.
Я вдыхала ароматный весенний воздух, восхищаясь вечной сменой времен года. Нежная весенняя зелень скрашивала пейзаж. Даже животные радовались. Рощи заливал солнечный свет, природа звенела от птичьих песен, по лесным тропинкам бегали лисы и олени. Новорожденные ягнята и телята пытались встать на ножки. Мы молча ехали по извилистой дороге, под копытами хрустели прошлогодние сучья, а в кронах деревьев гонялись друг за другом белки.
Внезапно время пошло в обратную сторону. В пятнадцать лет я ехала той же дорогой на юг в поисках будущего, а после смерти Джона оказалась перед тем же выбором: либо выйти замуж, либо уйти в монастырь. Я подумала о сестре Мадлен. Она умерла вскоре после того, как я повидалась с ней в день моего обручения с Джоном, но я была намного счастливее бедной старой монахини. У меня были дети. Конечно, жизнь многое отняла у меня, но очень многое дала взамен!
Я вспомнила, какой была Маргарита, когда я навестила ее в заключении. Мне хотелось избавиться от этого образа, потому что он напоминал мне о том, чем кончается скорбь. После гибели сына в битве при Тьюксбери она утратила силы и забыла, что такое радость. Раздавленная страданиями, она целый день сидела в кресле с рассеянным взглядом, устремленным в прошлое. Именно такой она была в тот день, когда я приехала в замок Уоллингфорд. Маргарита узнала меня и даже сказала несколько слов, но была всего лишь пустой оболочкой, хранилищем воспоминаний. Я подумала о графине Алисе. Преступления Маргариты обернулись против нее самой, но что толку? Она писала историю, но не могла смыть слезами свои грехи, вернуть жертвам отнятое и тем самым спасти себя…
После смерти Джона мне очень хотелось выбрать мирную обитель, где я могла бы вернуться в прошлое и быть с ним – пусть только в мыслях, но что бы стало с детьми? Их передали бы опекуну, который в один прекрасный день мог бы выгодно продать их. А вдруг этим опекуном стала бы Элизабет Вудвилл? Я не могла обречь своих дорогих девочек на такую судьбу. Элизабет Вудвилл ненавидели еще сильнее, чем Маргариту, ненавидели так, что последние слова, сказанные Уориком Эдуарду, стали грозным предупреждением: «Твою королеву ненавидит вся страна и не позволит ее потомству занять английский трон!» Пророчество было страшным, потому что, как показала жизнь, детям свергнутых королей приходилось платить за грехи отцов дорогой ценой.
После смерти Джона в Ситон-Делаваль приехал Уильям Норрис, чтобы выразить мне свои соболезнования. Он сказал, что любит меня и именно поэтому так и не женился. Уильям знал, что я не люблю его, но говорил, что это не важно. Клялся, что если я выйду за него замуж, то никогда не пожалею об этом. Так и вышло. Уильям был хорошим человеком, а я знала, какую боль причиняет неразделенная любовь, потому что помнила дни, наступившие после Таттерсхолла, так ясно, словно это случилось вчера, а не много лет назад.
Мы поженились первого мая, через год после гибели Джона. Да простит меня милостивый Господь, но во время венчания я повторяла про себя клятвы, которые давала Джону, объясняла первому мужу – где бы он ни был, – почему я так поступила и напоминала ему слова, которые Джон часто повторял при жизни: «В прошлогоднее гнездо яйца не откладывают».
«Любимый, мы должны смотреть вперед и делать все для тех, кто в нас нуждается, – мысленно промолвила я. А потом вспомнила его последние слова, которых никогда не забывала, и добавила: – До тех пор, пока мы не встретимся снова».
Пока мы ехали по зеленым лугам и полям, покрытым дикими цветами, я думала о Уильяме. Я поступила плохо, не попрощавшись с ним как следует, хотя знала, что не вернусь, но сделала это для его же пользы. Он бы сильно огорчился, узнав, насколько я больна… так больна, что вряд ли доберусь до Бишема живой. С каждым днем сил у меня становилось все меньше и меньше.
Я сделала для Уильяма все, что могла, и понимание этого утешало меня. Я нежно заботилась о нем, и хотя Уильям не мог заменить мне Джона, которому я отдала свое сердце в Таттерсхолле, но, по крайней мере, не чувствовал себя нелюбимым. Меня утешало и то, что этот добрый и честный человек позаботится, чтобы мои девочки удачно вышли замуж – и, по возможности, были счастливы. Но он не был достаточно могуществен, чтобы защитить моего одиннадцатилетнего сына Джорджа от тех, кто захотел бы стать его опекуном из-за нескольких фунтов доставшегося ему наследства. Чтобы защитить своего драгоценного сына от алчных Вудвиллов, мне придется обратиться к людям, стоящим на самой вершине власти. К счастью, у меня еще есть друзья. Племянница Джона, дочь Уорика Анна в конце концов вышла замуж за любимого с детства Ричарда, герцога Глостера. Теперь я могла умереть спокойно, оставив моего Джорджа на их попечение и не боясь за его будущее.
Мысль о сыне заставила меня улыбнуться. Конечно, сейчас он возится с Роландом. Эти двое были так же неразлучны, как в свое время Джон и Руфус.
Сразу после прибытия в Бишем я выполнила свое обещание и написала Уильяму. А потом Нэн. Сейчас она жила у дочери Анны в Миддлеме, поскольку не имела своего угла и была практически нищей; все ее несметные богатства прибрал к рукам зять, предатель Кларенс, алчный брат Дикона, переметнувшийся к Эдуарду накануне Барнета. Я не сомневалась, что он плохо кончит.
