ее для меня? Она злится из-за этого? Помню, как в прошлом году, когда я очень хотела себе эту картину, мама сказала, что она дороговата в качестве моего первого приобретения. – И Рен тоже.
– Я могу быстро одеться. Мы же пойдем в кафе на нашей улице? – Это мое любимое заведение, хотя мама терпеть его не может. Но там подают самые вкусные французские тосты, и мне вдруг ужасно захотелось есть.
– Прекрасно. Как пожелаешь, ведь завтра твой день рождения. – Он обращается к маме. – Одевайся, Сесилия. Сегодня канун Рождества! Нужно провести его вместе всей семьей.
Я снова смотрю на картину, не в силах отвести взгляд. Я взбудоражена, совсем как мама несколько минут назад.
– Можно я отнесу ее в свою спальню?
– Конечно, дорогая, – говорит мама со сдержанной улыбкой. – Теперь она твоя. Можешь делать с ней все, что хочешь.
Я осторожно беру полотно и неспешно несу его в свою комнату, молясь, чтобы не споткнуться и не пробить холст ногой.
Я бы тогда ни за что не смогла себя простить.
Занеся в комнату, я прислоняю картину к стене, отступаю на шаг и любуюсь ей. Она великолепна.
Потрясающая.
И моя.
Я складываю руки перед собой и подпрыгиваю на месте, как пятилетний ребенок, издавая странный писк. Не могу сдержать ни себя саму, ни своего волнения. Думаю… это лучший подарок на день рождения в моей жизни.
Нужно написать Крю. Рассказать ему о ней. Он будет очень рад за меня, хотя знаю, что сегодня он занят. У него планы с семьей, и они должны были уехать сегодня рано утром, чтобы отпраздновать сочельник в доме его дяди.
Папа стучит в дверь, а потом врывается в комнату с фальшивой улыбкой.
– Давай собирайся, Тыковка. У нас нет лишнего времени. Я умираю с голоду.
– Сейчас. – Я проверяю телефон и вижу, что мне уже пришло сообщение от Крю.
Привет, ленивая птичка, ты уже встала?
Я фотографирую картину у стены, а потом отправляю ему ответ.
Я: Смотри, что папа подарил мне на день рождения! Представляешь? Я В-Л-Ю-Б-Л-Е-Н-А.
А затем шлю ему несколько смайликов с поцелуями.
– Идем, – говорит папа, едва ли не приказным тоном, и, положив телефон на тумбочку, я поворачиваюсь к нему.
– Дай мне минутку. Ладно?
– Надень спортивные штаны, и пойдем. Ты хорошо выглядишь. Я так пойду. – Он указывает на свою толстовку и джинсы. – И мама не при параде. Мы же идем в кафе.
– Я знаю. Хорошо, погоди. – Мне кажется странным, что папа не выходит из моей комнаты, пока я переодеваюсь, но я делаю это в гардеробной, поэтому могу уединиться. Снимаю пижамные штаны и натягиваю пару черных спортивных, затем обуваю найки и выхожу из гардеробной не более чем через пару минут. – Я готова.
Он подходит ко мне, берет за руку и уводит из комнаты.
– Идем. Как я уже сказал, ужасно хочется есть. Не терпится съесть мой любимый куриный бифштекс в панировке.
Мы останавливаемся в фойе и ждем маму.
– То самое блюдо, от которого, по маминым словам, у тебя случится сердечный приступ? – дразню я. Мама постоянно ему это говорила, когда одним летом мы ходили туда завтракать почти каждое воскресенье. Она заставила нас отказаться от этой привычки, и помню, как я тогда посчитала ее ужасной занудой.
– Именно оно. – Он улыбается и стучит меня указательным пальцем по носу. – Тебе нравится подарок?
– Очень нравится. – Я снова крепко его обнимаю. – Знаю, что в последнее время мы плохо ладили, и прошу прощения. Для меня очень много значит, что ты достал для меня эту картину. Она предел моих мечтаний.
– Всегда пожалуйста. Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? – Папа гладит меня по волосам, на миг прижав мою голову к груди. Оттого, что он в точности повторяет жест, который делал, когда я была маленькой, а он был для меня целым миром, в горле встает ком. А я не хочу плакать.
Я слишком счастлива.
– Я тоже тебя люблю, – тихо отвечаю я, неспешно отстраняясь, чтобы улыбнуться ему. Высвободившись из его объятий, я вижу, что мама наблюдает за нами, и в ее глазах мелькает раздражение.
Она снова завидует нашим отношениям? После нашего недавнего разговора? И все из-за картины, которую она, вероятно, не хотела мне дарить? Я не понимаю.
Не думаю, что когда-нибудь пойму свою мать и перемены ее настроения.
* * *
Французские тосты просто искушение, как и прежде, а в кафе полно людей. Все столики заняты, а у входа ждет очередь из посетителей. Рождественская музыка раздается из динамиков так громко, что все пытаются ее перекричать, отчего в зале становится слишком шумно, но я наслаждаюсь каждым мгновением.
Невзирая на мамино дурное настроение.
И папину странную нервозность.
Я так счастлива, что не позволяю им всерьез меня беспокоить, и все еще пребываю в восторге от своего рождественского подарка. Или подарка на день рождения. Я уплетаю бекон и французский тост, щедро полив его кленовым сиропом. Крошечные комочки сахарной пудры то и дело лопаются во рту, и мне приходится подавить восторженные стоны.
Возможно, все кажется вкуснее потому, что я счастлива. Сегодня прямо… лучший день в моей жизни. А мой день рождения еще даже не настал.
Не хватает только Крю. Жаль, что его нет с нами, чтобы разделить мою радость. Отпраздновать вместе со мной. Знаю, что он понял бы мою любовь к картине, которую мне подарил папа, и порадовался бы за меня. Теперь эта картина моя навсегда.
Она принадлежит мне.
Я как идиотка забыла взять с собой телефон, когда папа подгонял меня скорее выйти из комнаты, спеша в кафе, и я оставила его на тумбочке. Он хотел прийти сюда поскорее, потому как решил, что будет очень много посетителей. Кто бы мог подумать, что столько людей придут позавтракать в кафе в сочельник?
– Ты счастлива, Тыковка? – спрашивает папа, когда я уже почти доела завтрак. Он сидит напротив меня и улыбается ностальгической улыбкой, как будто не может поверить, что я уже не его малышка.
– Ты даже не представляешь насколько, – отвечаю я, лучезарно улыбаясь. – До сих пор не верится, что ты ее купил.
Мама окончательно перестала обращать на нас внимание и уткнулась в телефон.
Меня охватывает беспокойство, и я не могу его не замечать, как бы мне этого ни хотелось. Происходящее кажется ужасно знакомым, как бывало в прежние времена, когда мы проводили время втроем. Вот только я думала, что у
