— О чем, Константин Иванович?
— Да о том, что лучший автомат — это пулемет…
Сычев и офицеры захихикали, но почти сразу прекратили смешки, ибо Арчегов остался угрюмым. Чему радоваться, какой же он командующий, если прямо под носом было решение задачи.
Оснастить сейчас пехоту легким автоматическим оружием невозможно. Нынешние ручные пулеметы тяжелы, ибо сделаны под мощный винтовочный патрон 7,62/53 R. А промежуточного патрона, типа нашего 7,62/39, для автомата Калашникова еще долго не будет, ибо не скоро осознают, что такое настоящая плотность огня, когда вся пехота оснащена автоматическим оружием. А пистолеты-пулеметы типа того же «Суоми» имеют один, но очень существенный недостаток — дальность эффективной стрельбы не превышает ста метров. «Бутылочные» патроны «маузера», ТТ или «намбу» бьют на двести, но и этого до прискорбности мало.
Винтовка стреляет на порядок дальше, но кто из стрелков на два километра стрелять станет, да еще попадать при этом. А потому под такой мощный патрон удобное и легкое оружие не сделаешь — отдача сильная, и механизм легкий сломает к чертовой матери. Тут промежуточный, между винтовочным и пистолетным, патрон со слабым зарядом нужен, вот тогда-то братишка АКМ и появится на свет.
Наладить производство такого патрона сейчас невозможно, самое дорогое — это завод построить и оборудованием оснастить. И еще надо железо и медь добывать, прокат гнать, гильзы штамповать — такие расходы и экономика всей Российской империи не потянула бы. Что же говорить о жалком осколке, хоть гигантском по площади, но с почти полным отсутствием промышленной базы и с мизерным населением в три миллиона.
А ответ на вопрос все эти дни перед глазами лежал — в виде японского винтовочного патрона 6,5/50. Заряд пороха у него всего 1,8 грамма, у «калаша» чуть меньше — 1,6, но зато сам порох мощнее.
Японский патрон намного легче и слабее обычных винтовочных патронов, и, скорее, может быть назван промежуточным. Тот же «калашниковский» 7,62 ему почти не уступает по показателям. К тому живой пример перед глазами стоял — автомат Федорова, что поступил на вооружение русской армии в 1916 году. Конструктор его специально сделал под слабый японский патрон, а вот сам Ермаков о том просто подзабыл и готов был сейчас выдать себе сто пинков под копчик…
Сконструировать нужно АКМ и РПК под этот патрон, используя японские карабинные и винтовочные стволы, на которые заказ можно сделать специальный, с утолщением. И металл прикупить — все остальное можно на месте делать, благо кадры и база есть.
«Машинка» по конструкции не хитрая, все ее детали Ермаков с закрытыми глазами явственно представлял. Конечно, конструктивно этот автомат станет тяжелее на килограмм, а то и более в полностью снаряженном виде — ведь все детали придется делать с дополнительным запасом прочности. И скорее выйдет штурмовая винтовка, что в НАТО принята, чем привычный автомат. Ствол будет несколько длиннее, патрон чуточку мощнее, и дальность стрельбы станет больше. То же самое и с пулеметом… Но зато новое оружие позволит применять войска намного более эффективно, с соответствующим результатом.
— Есть одна идея, Ефим Георгиевич, — веселым голосом произнес Ермаков, — надо только покумекать с мастером. Если все пойдет как надо, то через полгода наши солдаты просто сметут врага. Есть одно оружие…
Чита
— Твою мать! — разъяренным тигром метался по кабинету атаман Семенов. Только что Григорий Михайлович имел до крайности неприятный разговор с командующим 5-й дивизии японской императорской армии, расквартированной в Забайкалье, генералом Судзуки.
Нет, косоглазый был внешне корректен и любезен, рассыпался в комплиментах. Но потом сказал страшное для атамана, хотя и намеком. Генерал просто вскользь заметил, что власть Сибирского правительства отвечает интересам сохранения российской государственности, а его войска всецело защитят правительство Вологодского от любых враждебных посягательств. И впился раскосыми глазами в лицо атамана.
С невероятным трудом Семенов сохранил на лице невозмутимость — ведь вроде бы японец намекал якобы на красных и чехов. Но внутри атаман взорвался — в первую очередь это пожелание, вернее замаскированный приказ, относился к нему. Если в начале года Григорий Михайлович чувствовал себя спокойно, когда узнал, что Колчак приказал отрешить его от командования, то сейчас похолодело в душе.
Об открытом сопротивлении он даже не думал, и не потому, что сил не было. Силы имелись, и достаточные, вот только война с японскими и сибирскими войсками мало того, что привела бы его к поражению, но единственным победителем в этой склоке остались бы красные. А потому государственные побуждения пересилили в его душе уязвленное самолюбие, и он с не менее любезной улыбкой рассыпался в похвалах мужеству союзных японских и доблести сибирских войск, скрепивших свое братство по оружию.
И тут же получил жестокий удар под вздох. Судзуки выразил восхищение той поддержкой Сибирского правительства, которую оказал атаман, выказывая настоящую государственную мудрость и презрев, как истинный самурай, свое честолюбие, поставив долг превыше всего.
Сердце у Григория Михайловича превратилось в ледышку — японец затронул только что полученные телеграммы от председателя Сибирского правительства Петра Вологодского и заместителя командующего Сибирской армией генерал-лейтенанта Лохвицкого. Ответа на них он давать не хотел — все, к чему он стремился в этой войне, было превращено в прах скупыми строчками, отпечатанными на аппарате Бодо.
Японский генерал терпеливо ждал от него ответа, а в глазных щелочках, как показалось атаману, плескалась насмешка. И Григория Михайловича захлестнула ярость, но с невероятным трудом он сдержался…
И вот сейчас, в своем кабинете, он должен дать ответ, причем немедленный. Тот, о котором ему намекал Судзуки, и никакой другой. Иной ответ означал войну, которую атаман допустить не мог. А потому, выдохнув воздух, Григорий Михайлович постарался успокоиться и взять себя в руки. Они хотят от него ответа, ну что ж — правительство его и получит…
Атаман взял в руки колокольчик и громко позвенел им. Через несколько секунд на пороге появился войсковой старшина, исполнявший при Семенове множество функций — адъютанта, заведующего канцелярией, делопроизводителя, офицера по особым поручениям. При читинской неприхотливости, в сравнении с помпезной омской бюрократией, такое было обыденным делом, ведь практически никакого финансирования Забайкалья правительство Колчака всю войну не осуществляло. В то же время постоянно требовало у Читы средств и тут же со злорадством упрекало атамана в реквизициях.
Григорий Михайлович в сердцах сплюнул и неожиданно испытал чудовищное облесение. С чего это он так заволновался? Что из Колчака, с его гневностью и отсутствием административной хватки, Верховный Правитель получится не больше, чем из буренки призовой рысак, он знал давно, еще с момента знакомства на КВЖД.
В Чите в период конфликта с адмиралом даже брошюры на эту тему были напечатаны, вот только в Омске им не вняли. И что вышло?! Огромные средства, кредиты, большие поставки оружия и снаряжения не просто бездарно профуканы, но оставлены красным. Их даже не смогли уничтожить, и каждый день красные перечисляют по радио те груды имущества, что они захватили на складах…
