бы там ни жила основная масса, я знаю, страстная, сильная любовь бывает. Она часто бывает направлена далеко не на самых идеально красивых женщин. Почему ее нет у меня?
Что во мне отсутствует, что возбуждает такую любовь? Не пассивную, ленивую, зевающую любовь, при которой читают книги на сон грядущий или смотрят телевизор. А любовь живую, переливающуюся, горящую, тонколистую, трепещущую, неземную! Не-зем-ну-ю!.. У тебя, девочка, запросы нестандартно высокие, изволь и платить за это нестандартно высокой ценой.
Я застала себя остановившейся у витрины книжного магазина. На мгновение поток мыслей о пластической операции, о красоте, о любви остановился. Я с завистью смотрела на книжные обложки за стеклом витрины.
Сокровища книжного мира приветствовали меня на том берегу, за стеклом. Там были и Джейн Эйр, и князь Мышкин, и Айда, и три веселых поросенка…
…Так сладостно заныло под сердцем при виде имен: Гюстав Флобер, Чарлз Диккенс, Александр Дюма, Оноре де Бальзак…
Светлый мир, мир моих любимых сказок и историй, мир любимых персонажей, мир, единственно по-настоящему важный, потому что все другое тленно, а этот мир – бессмертен. Разве я когда-нибудь забывала о нем? Почему же я забросила то, что было самым важным? Почему позволила суете так всецело поглотить меня?!
Запах книжного магазина, свеженапечатанные страницы, иллюстрации художников, обложки, переплеты… – от этого мира подкашиваются ноги. Я вбирала его в себя зрительно, я вдыхала запах бумаги, трогала гладенькие новехонькие обложки. На минуту сознание мое, как бы со стороны смотрящее на мое тело, как будто удивилось и не поверило тому, что наполняло мою жизнь всего несколько минут назад. Пластическая операция как неприкрытый абсурд стала передо мной и усмехнулась. Все барабаны моей нервной системы забили тревогу о том, сколько времени угроблено зря!!! Но тут же – смирение, понимание, что изменить ничего нельзя.
Я стояла перед этими книгами как человек, которому болезнь сломала все его великие планы. То, что я когда-нибудь смогу создать хоть что-нибудь достойное, представлялось мне уже смутно. Я знала, что просветление это сиюминутное. Я знала, что, как только я выйду на улицу и этот мир останется за стеклянной дверью, все мои помыслы снова устремятся к Гарику, к тому, как завоевать его пылкую любовь и проч. Я чувствовала, что поезд моих мечтаний безвозвратно уходит, но уже принимала где-то эту мысль, понимая, что все мои барахтанья тщетны.
Лежит человек на плоту, отчаявшись выплыть на берег, хорошо поняв всю бесполезность борьбы с огромным океаном. И все же где-то в нем еще живет надежда, что каким-то чудом его может вынести на берег. А может, какой-нибудь корабль проедет мимо, заметит, вывезет. Как в сказках.
* * *
В вагоне метро я снова раскрыла журнал с фотографиями «до» и «после», пытаясь уже который раз ответить себе на вопрос: нужно или не нужно мне делать пластическую операцию.
– Это что? Та же самая женщина? – спросил меня сидевший рядом со мной джентльмен по-английски.
– Да, до операции и после операции, – ответила я. Потом, вздохнув, неуверенно покосившись на него, добавила:
– Вот, тоже хочу сделать себе пластическую операцию.
– Ты? Ты же такая молоденькая. Зачем это тебе? Разве от красивого лица зависит счастье? Ты и так очень миленькая девочка. Что тебе в твоем лице не нравится?
– Вот, видите, линия нижней челюсти? Лицо должно делиться на три равные части. А у меня нижняя чуть-чуть короче.
– Где короче? Не вижу.
– Как не видите? Вот! Видите, нижняя часть короче?
– Ну и что? А у моей жены нос с горбинкой. Тем не менее она счастливая женщина и мать. У нас с ней двое прекрасных сыновей. Мой старший сын в этом году поступает в колледж, младший тоже, через два года школу заканчивает. Хочет стать пилотом.
– У вас такие большие дети? – удивилась я.
– Хм! Как ты думаешь, сколько мне лет?
– Трудно так определить…
– Сорок пять!
– Что вы? Не может быть! Расскажите мне секрет своей молодости.
– Секрет? Женщины! Вот что продлевает мою жизнь! – он запрокинул левую ногу на правую. – Да-а, – протянул он, – столько женщин, сколько я повидал на своем веку, не снилось самому мэру нашего города.
– А как же жена? Ничего себе, счастливая женщина?!
– Жена? Она счастливая женщина! Жена ничего не знает о моих похождениях, – сказал он, и при этом лицо его приняло самое честное, благородное выражение. – С ней я – сущий ангел. Я веду себя с ней как отец семейства, который вообще не интересуется такими глупостями, как секс, женщины.
Он придвинулся поближе ко мне, его лоснящееся лицо снова расплылось в самодовольной улыбке, и глаза стали такие масляные.
– У меня свой бизнес, обувной магазин. Я любую женщину могу сделать счастливой. Ге-ге-ге. Хм. Да-а.
– Представляю себе, бедная ваша жена… – сказала я.
– Она же ничего этого не знает! И никогда не узнает. Моя жена – счастливая женщина. И счастливая мать, – убежденно повторил он.
– Ну вы хоть любите ее? – искала я хоть какое-то утешение.
– Любите… Что вообще значит слово «любите»? Она мать моих детей. Потом… – привычка! Сколько лет уже мы живем с ней в одном доме, она мне стирает, готовит. Она уже как мой родственник.
– Нет, я имею в виду как женщину, не как родственника.
– Не-е-а… – он сделал кислую рожу.
– Ну а раньше, когда вы были молодыми, когда вы только поженились, вы любили ее?
– Нет. Я никогда не любил свою жену.
– Зачем же вы тогда на ней женились?! – почти кричу я в отчаянье.
– Женился? Не знаю. Родители настаивали. Она из хорошей семьи была. А у меня в это время была другая. Я с первого дня своей жене изменял.
– А ваша жена – она красивая?
– Она была ничего, миленькая.
– А та, которую вы любили?
– Тоже ничего.
– Ну, а если бы вы женились на той, которую любили, вы бы ей изменяли?
Он зажмурил правый глаз и кивнул:
– Конечно, это не играет никакой роли.
– Но почему?! – взмолилась я, теряя терпение.
– Почему? Потому что такова мужская натура, не только мужская – человеческая; один и тот же человек надоедает.
– Вы хотите сказать, что все мужчины такие, как вы?
– И мужчины, и женщины. Просто ты еще молоденькая.
* * *
– Боже мой! Боже мой! Как мне тебя убедить?! Как объяснить тебе?! Я уже прямо посинела с тобой, – говорит мне Танька.
Я сижу, понурив голову. Мы пьем кофе в какой-то забегаловке на Кингсхайвей. Танька уже вовсю водит машину, приехала за мной. Я же, хоть и сдала на права, не вожу, т. к. машины у меня нет, да
