Не смирившись с формальным поражением, Владимир свет Мулячко начал войну за землю, которую в конечном итоге выиграл.
Перекопав уйму документов, Сомов выяснил, что именно Олег Григорьев приложил свою руку к тому, чтобы лишить Николая Штохова прав на владение земельным участком в Муставеси. Изъятие земли было проведено якобы для муниципальных нужд — строительства ретрансляционной вышки широкого охвата. Но никакой вышки там построено не было. Тот же Григорьев позже продал изъятую у Николая Штохова землю супругам свет Мулячко.
И всё-таки не потеря родового имения послужила толчком для Николая начать жестоко расправляться со своими обидчиками. В поисках настоящего мотива Сомов продолжал зарываться в историю жизни предполагаемого убийцы. И весомый повод нашёлся.
Чета свет Мулячко одним только отъёмом земли и дома не ограничилась. Вскоре несколько пациенток Николая Штохова одновременно обвинили его в домогательствах. Показания всех этих женщин были подтверждены «чесноком». Однако, к удивлению Сомова, он не смог обнаружить протоколов допроса самого Николая, которого после скандала уволили с работы и понизили гражданский статус с «красного» на «синий».
Но и этого «светлым» было мало. Владимир Васильевич свет Мулячко с маниакальным упорством продолжал рушить жизнь своего соседа-обидчика. Как председатель попечительского совета ФГУП Ювенальный Центр «Последняя слезинка» и заседатель Большого Думского Круга он подал запрос о лишении родительских прав Николая и Екатерины Штоховых на основании ненадлежащего исполнения ими своих родительских обязанностей.
Так Сомов вышел на ещё одно имя из списка жертв Ладожского невидимки — начальник Сектора опеки и попечительства Департамента образования Волховского уезда Дмитрий Олегович Жабинский был тем самым человеком, который вынес определение, что родители малолетнего гражданина Константина Штохова «не проявляют должную о нём заботу, содержат ребёнка в антисанитарных условиях, часто оставляют без присмотра и никак не участвуют в его духовном, нравственном и патриотическом воспитании».
Копия заключения, подписанного Жабинским, перекочевала в планшетку Сомова, где уже находились копии других документов, в том числе и постановление об изъятии земельного участка Николая Штохова в пользу нужд волостной администрации.
Отслеживая судьбу маленького Костика, Сомов без особого труда нашёл остальных жертв убийцы. Сына Николая передали в школу-интернат для гражданских детей-сирот в селе Уксиярви, где директором была Алевтина Николаевна Кийко. Та самая сударыня Кийко, труп которой был найден в дренажной канаве недалеко от её собственного особняка. Меньше чем через год после помещения в интернат пятилетний Константин Николаевич Штохов умер от бактериального менингита, вызванного гемофильной палочкой. Диагноз и свидетельство о смерти были подписаны старшим фельдшером волостной больницы Зинаидой Павловной Хомяковой — ещё одной жертвой душегуба. После увольнения Николая Штохова именно она заняла место главврача, хотя её квалификации явно не хватало для такой должности.
Через четыре месяца после гибели сына Николай похоронил и жену. Екатерина Штохова покончила с собой, проглотив смертельную дозу снотворного. Николай остался один. Он по-прежнему проживал в деревне, нанявшись на работу батраком при местном храме.
Система всё про всех знает. Но никого не жалеет.
С фотографии личного дела на Сомова смотрел человек с усталым лицом. Светло-голубые глаза. Умный проницательный взгляд. Русые волосы зачёсаны набок, с пробором. Аккуратно подстриженная бородка клинышком. Тонкий, аристократический нос. В целом, приятная, располагающая внешность. Представить, что этот человек жестоко убил, как минимум, семерых человек, из которых три — женщины, было непросто.
До какой степени отчаянья нужно дойти, чтобы пробудить в себе такое жестокосердие? Чтобы начать убивать без жалости. Чтобы отрезать, в буквальном смысле — отрезать себя от общества, цивилизации, стать изгоем, стать вне закона и самому творить беззаконие. Без надежды на будущее, когда вся жизнь — да и не жизнь уже, в общем-то — подчинена одной только жажде мести.
Но были во всей этой истории и большие несостыковки, которые поначалу даже заставили Сомова серьёзно сомневаться в том, что он отыскал именно Ладожского невидимку. Можно было понять мотивы, толкнувшие Николая на убийство супругов свет Мулячко, Олега Григорьева и сударя Жабинского. Но убийство директора детдома сударыни Кийко, да и фельдшера Хомяковой не вписывались в этот кровавый сценарий. Совершенно особняком стояла и смерть молодого господина свет Щерского, связь которого с Николаем вообще никак не прослеживалась.
Впрочем, Сомов допускал, что он просто чего-то не знает. Хуже было другое — унэлдок Штохова. Он у него был. И Сомову не составило труда выяснить, что в момент почти всех убийств Штохов находился в доме на Церковной улице. Более того, маркер его браслета хоть и не покидал пределов здания, периодически приходил в движение, перемещаясь по дому.
Чтобы выяснить всё окончательно, ему необходимо было лично встретиться с Николаем. Сомов переключился на «прямой эфир» — синий маркер гражданина Штохова светился всё в том же доме по улице Церковной.
— Что у тебя? — в кабинет заглянул Каша. — Подвижки есть?
Сомов быстро отключил Систему и развернулся вместе со стулом. Он изо всех сил старался не выдать себя. Но от матёрого дознавателя трудно что-то скрыть.
— Что с тобой? — Каша прищурился. — Ты какой-то… Не заболел?
— Да не знаю. Голова кружится. У тебя как?
— Беседуем. Всё по плану. Пока, правда, без особых результатов. Но результаты будут, уж поверь!
— Слушай, Кирилл, — Сомов вымученно улыбнулся. — Ты позволишь отлучиться до завтра в город? Просто немного в себя прийти.
— Отлучиться? — Каша поскрёб пальцем бровь. — Ну, отлучись. Сейчас ты не шибко нужен уже, в основном мы с живчиками работаем. Отлучись. Но, если что, по первому звонку обратно, добро?
— Так точно! По первому же звонку!
* * *
Улица Церковная тиха и живописна. По крайней мере, так она выглядит летом. Песчаная хорошо утрамбованная дорога тянется по довольно крутому взгорку вдоль Петровского канала, утопая в зелени густых кустов сирени, черёмухи и рябины. Внизу, в тёмной воде канала отражается полоска неба в кружевном обрамлении ветвей растущих по берегу деревьев. Почти от каждого дома к каналу ведёт тропинка, оканчивающаяся короткими деревянными мостками. На берегу много лодок. В основном, грязные, с облезшей краской, давно отслужившие свой век. Некоторые сгнили настолько, что от них остались только чёрные рёбра шпангоутов. Но встречаются и крепкие пластиковые лодки, принайтованные тросами или цепями ко вкопанным металлическим столбам. Выше, над дорогой, за кустами и разномастными заборами прячутся дома. Из окна машины Сомов видел только их крыши, покрытые шифером или металлическими листами. Иногда попадались крыши, зияющие дырами и провалами, словно гнилые зубы в ряду прочих здоровых зубов. Но таких было мало.
