Книга Гражданская самооборона - Сергей Хорунжий

Ого!!!

Егор едва успевал отбиваться, то и дело уворачиваясь от очередного ножа, или «розочки» — бутылки с отбитым донышком, а тут ещё кирпичи начали летать, как живые, по непонятным траекториям, норовя заехать по организму. Пару царапин он уже заработал, а от серьёзных ран пока спасало только то, что на него лезли дилетанты, да и настоящих снайперов среди «стрелков» похоже, что не было, но количество противников всё же перевешивало качество и долго так продолжаться не могло…

Пробуждение было кошмарным. Внутри всё дрожало и тряслось. Молодой и сильный пока ещё организм уже с трудом перерабатывал всяческую дрянь, которую заливал в себя хозяин и с каждым днём «выныривать» из дурманной черноты было всё труднее. Нутро горело огнём, брюхо сводили голодные спазмы, а голова, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелый арбуз, только чуток посильнее ткни в неё пальцем. Срочно требовалась реанимация в виде какого-нибудь алкогольного зелья, а добыть его можно было только одним путём, без криминала — насобирать пустых бутылок и обменять их на какое-нибудь пойло. Это был самый быстрый способ, но не самый безопасный.

Гор попал в такой район, где ревниво соблюдались негласные правила и порядки, порой резко отличающиеся от тех, что были прописаны в законодательстве, и лучше их было не нарушать. У местных бичей и прочей публики территория кроилась на «деляны», где каждый промышлял и добывал себе на прокорм каким-нибудь способом. Границы этих «ареалов» ревностно охранялись их «хозяевами», а уж промысел на чужом наделе, который определил «старший», грозил большой бедой нарушителю. Отлучение от «кормушки» и изгнание с насиженного места было не самым суровым наказанием. Впрочем, пока он вёл себя вполне приемлемо, и трущобы Курского приняли его как родного. Накануне вечером, он забрёл сюда и, насосавшись с какими-то бомжами палёного водевича, прикорнул в одном из заброшенных зданий. Теперь очнувшись от пьяного забытья, Егор хромал в сторону вокзала, выискивая, чем бы потушить пожар бушевавший внутри.

Ему было очень плохо и с каждой минутой становилось всё хуже и хуже: сердце бухало в груди, словно кузнечный молот, в глазах то и дело темнело. «Похоже, щас прикушу хвост!» — мысль, промелькнувшая в голове, была как не своя и не про себя. Апатия и безучастность к тому, что с ним происходит в последнее время, накрыли его в очередной раз с головой, и он брёл вдоль железнодорожного полотна, будто зомби. Впрочем, молодое или нет, не так, скажем не совсем потрёпанное тело, сдаваться без боя не собиралось. Предыдущий опыт и прожитые годы не давали, уразумев, что до хозяина не достучаться, отходняк у него, видите ли, и длительная прострация. Потому-то организм и приступил к действию совершенно самостоятельно, не взирая ни на какие условности!

И начхать ему было, кто здесь и как рулит! Жизнь дороже!!!

Несколько забулдыг, среди которых находилась особь женского пола, расположились на сентябрьском ещё тёплом солнышке разложив утренний завтрак в виде парочки помятых беляшей и ополовиненной бутылки водки, припрятанных видать ещё с вечера. Поблёскивая голодными глазами они всё своё внимание сконцентрировали на предводителе, который суровыми окриками пресекал любое неповиновение и колдовал возле нехитрого закусона, вызывая недовольное ворчание. Именно поэтому они пропустили приближение чужака, который, недолго думая, отвесил им несколько затрещин и, не обращая внимания на протестующие вопли, с жадностью заглотил всё, что так любовно разложили на грязной газетке бичары.

Плюхнувшись на землю, Гор несколько минут не шевелился, ощущая, как организм потихоньку приходит в себя, а струна, натянутая до предела начинает ослабевать. Дышать стало проще, и невольная слеза облегчения поползла по небритой щеке. Подождав пока резкость наведётся окончательно Егор встряхнулся своим большим давно немытым телом и осмотрел поле недавней битвы и трофеи, доставшиеся ему от предыдущих хозяев. Несколько пакетов с пустыми бутылками были по нынешним временам для него целым состоянием, а большая спортивная сумка, стоявшая особняком, заслуживала отдельного и тщательного досмотра. Хотя знакомство с новоприобретённым имуществом могло и подождать, так как вместе с общим улучшением самочувствия потихоньку начинала соображать и голова. Вместо той абракадабры, которая с утра кувыркалась у него под черепушкой, вычленяя одно единственное желание — стакан водки, а лучше — два!!! начали проявляться ещё какие-то желания и потребности. Заметив неподалёку водяной кран и лужи возле него — захотелось напиться и умыться, а затем, привести в порядок то рваньё на себе, которое в недалёком ещё прошлом называлось полевой общевойсковой формой. Правда, ноги были обуты не в новенькие берцы, выданные ему интендантом госпиталя, а в поношенные кроссовки, но внешний вид, впрочем, как и всё остальное, были сейчас не самой сильной его стороной.

Кривая ухмылка растянула потрескавшиеся губы и опухшее от долгих пьянок небритое лицо. Егор не смотрел на своё отражение, понимая, что ничего хорошего он там не увидит. Да и как может выглядеть боевой офицер специального подразделения, которого по ранению выписали долечиваться в никуда: дом, где родился, стал зарубежьем, а родная часть, где служил — расформирована. Правда, у нормальных людей были ещё, как правило, родственники. Так тож у нормальных, а у него — н и к о г о!!! С друзьями тоже было не густо: закрытый доступ, особый режим, ограниченный круг людей. Кого-то уже не было в живых, кто-то вообще сгинул в небытие, а кто-то сам «лапу сосал» из последних сил изворачиваясь, чтобы семью прокормить.

Вот такие дела!!!

Глухая обида, боль и пьяный угар — это все ощущения, которые сопровождали его в последнее время, хотя — нет! Тренированная память бесстрастно отмечала:

— увели бушлат;

— где-то, после очередной попойки, осталась сумка со всем небогатым скарбом;

— берцы — тяжёлые высокие ботинки, обменял на опохмел;

— куда-то подевались документы.

Всё!!! Больше у него ничего не было и, похоже, что он дошёл до предела, до самой крайней точки…

Что ещё осталось — совесть, честь, по нынешним временам ничего не стоившие и жизнь, за которой, судя по всему, уже пришли.

Неясное шевеление и громкие возгласы в отдалении переросли в гомон быстро приближавшейся толпы. Народ валом валил наказать дерзкого чужака, который, подхватив большую сумку, прихрамывая, двинулся в сторону Казакова, надеясь выбраться там, в безопасные места…