Джек уже отчаялся когда-либо попасть в Беббанбург. Мальчугана мучил голод, а на лугу подкрепиться-то особо нечем. Бука с Немезидой накопали репы, но сырая репа, по мнению Джека, едой не считалась. Но когда Брут наконец вернулся, стало ясно, отчего он так задержался. Владычица Озера послала друзьям великолепные, удивительные подарки.
Джеку досталась белая туника и синий плащ, расшитый серебряными лунами и звездами.
«Для Барда в самый раз», — довольно подумал мальчуган.
Торгиль получила темно-синюю тунику и зеленый как листва плащ, по краю изукрашенный вьющимися лозами. В новом наряде она казалась… да настоящей красавицей, что и говорить! Джек вспомнил поцелуй в подземельях Дин-Гуарди — и смущенно отвернулся.
Отец Север облекся в черную монашескую рясу. В придачу к ней Владычица прислала патерицу — епископский посох, увенчанный на конце спиралеобразным крюком вроде распускающегося листа папоротника.
— Какая роскошь! — восклицал монах, в восторге размахивая посохом. — Он куда лучше тех, что я видел в Риме. У всех высокопоставленных епископов такой есть — ох, Господи милосердный, я только что впал в грех гордыни!
Этне в белом, искрящемся бриллиантами платье ослепляла красотой. Крысеныш оделся как самый настоящий рыцарский оруженосец, отчего пронырливости в его повадках поубавилось.
— А еще на берегу озера ждет целая груда мечей, поясов и знамен, — сообщил Брут. — Мы захватим их по дороге.
Для Пеги и хобгоблинов не нашлось ничего.
— Не могу же я ехать вот в этих лохмотьях! — запричитала Пега, указывая на свое истрепанное нищенское платьице.
— Владычица, верно, позабыла про тебя, — вздохнул Брут.
— Ничего не позабыла! — вскипел Джек. — Она просто мстит. Партолис, верно, рассказала ей про свечу.
— Не плачь, родная. Лучше мы подождем здесь, — утешил девочку Бука. — В любом случае, хобгоблинам в город пути нет. Грязевики станут в нас камнями кидаться.
Пега смахнула слезы.
— Грязевики, одно слово! Ох, до чего ж я их ненавижу! И Владычицу тоже!
— Я наловлю форели, а Немезида разведет костер. А потом, когда опасность минует, мы в свой черед отправимся в монастырь Святого Филиана и повидаемся с этим твоим братом Айденом.
— Ты так добр ко мне, — всхлипнула Пега.
— Да кто же перед тобой устоял бы? — всплеснул руками король хобгоблинов.
Поймать коней труда не составило: похоже, они и сами радовались тому, что обрели новых хозяев. Торгиль ехала на своем пони. Джек тоже нашел себе лошадку. Мальчик в жизни не ездил верхом, разве что с предводителем стражи короля Иффи, зато с ослами управляться умел. А пони — он как раз нужного размера, чтобы начать учиться. Джек обернулся помахать на прощание Пеге и хобгоблинам. Все трое спрятались в высокой траве; не знай Джек, где именно они устроились, он ни за что бы их не высмотрел.
Отряд двинулся в путь. Джека и Крысеныша назначили знаменосцами: зеленые полотнища реяли на ветру. На боку у Джека висел новый, отличной работы меч: короткий и легкий, просто загляденье. Мальчуган не уставал радоваться подарку. Этне оказалась превосходной наездницей — что и неудивительно. Ей стоило лишь попросить — и конь беспрекословно повиновался, как будто понимал человеческую речь. Брут восседал верхом на вороном жеребце, черном как ночь, с точеными копытами и сверкающим взглядом. Этне с Брутом составили прекрасную пару. Отец Север ехал чуть впереди, дабы возвестить об их прибытии. Следом, обмирая от страха, на неповоротливой кляче трясся Крысеныш.
— Брут очарует всех женщин, а Этне — всех мужчин, — рассуждала Торгиль. Они с Джеком ехали в самом конце кавалькады. — Пожалуй, им стоило бы пожениться.
— Этне хочет стать монахиней, — возразил Джек.
Торгиль расхохоталась.
— С тем же успехом можешь потребовать от бабочки, чтобы камни ворочала. Я плохо разбираюсь в монахинях, но могу поручиться: из Этне толку не выйдет.
— Ей дозволено попытаться.
— Не знаю, не знаю. Она ведь отчасти такова же, как Иффи и Фрит, — нет, жестокости и злобности в ней нет и в помине. Но она тоже заплутала между двумя мирами. Такие создания зачастую сходят с ума.
— Отец Север приглядит за ней, — неуверенно возразил Джек.
Въезд в город оправдал самые смелые ожидания. Все жители столпились на рыночной площади: все уже прослышали о гибели Дин-Гуарди. Двое пастухов искали потерявшуюся овцу — и своими глазами видели, как крепость пала.
— Это ж дракон был! — рассказывал один из пастухов возбужденной толпе. — Огнем так и пыхал, так и искрил! А шум-то какой стоял, прям оглохнуть можно!
— Мы, ясное дело, затаились — всю ночь нос боялись высунуть, — подхватывал второй. — А то, чего доброго, и нас сожрут. А поутру ничегошеньки не осталось. Ни камушка!
Все потрясенно охнули: это ж надо, твердыню подчистую уничтожить!
В это самое мгновение и появился отец Север верхом на добром скакуне, восклицая:
— Дорогу новому властителю Дин-Гуарди!
Все так и брызнули врассыпную. Выехал Брут, дружелюбно помахивая рукою в знак приветствия.
— Свирепость изобрази! — прошипел монах.
И Брут обворожительно нахмурился.
— А-ах! Какой красавчик! — воскликнула какая-то женщина.
— А спутница-то его какова! — подхватил кто-то из мужчин.
Этне заставляла своего коня изящно переступать копытцами, точно танцуя. Прелестный трюк был встречен восторженными возгласами. Но, конечно же, прельстительнее любого трюка были эльфийские чары, окутывающие Этне мерцающим, переливчатым ореолом.
— Вот только не говори мне, что она похожа на монахиню! — ехидно поддразнила Торгиль Джека.
— Перед вами — тот, кому суждено править в Дин-Гуарди после смерти гнусного узурпатора Иффи! — вскричал отец Север, потрясая епископским посохом. — В ночи справедливое возмездие настигло крепость. Все зло было сметено и уничтожено, настало время начать все с чистого листа.
— Прощения прошу, господин, — встрял какой-то человек, по виду — местный голова, — то есть крепость разметал по камушку вовсе даже и не дракон?
— Драконов здесь не водится, — презрительно бросил монах. — Это гнев Господень обрушился на Иффи.
— Но Господь без помощников не обошелся? — настаивал горожанин. — Кстати, я тутошний мэр.
— Так знай же, мэр города Беббанбурга, Господь сам избирает орудия Своего гнева. Пред тобой — Брут! Законный наследник своего отца Люция из рода Ланселота!
И вновь Джек восхитился хитроумием монаха. Он ведь не сказал ни слова лжи. Господь и впрямь сам избрал орудия Своего гнева — и орудием этим стали ярткины. Назвав имя Брута, отец Север искусно создал впечатление, будто крепость и впрямь разрушил необязательный, добродушный, ленивый бывший раб. Ослепительная красота Этне это впечатление только усиливала.
