– Я как раз хотел приняться за еду, когда постучал мистер Грейс, а поскольку я хорошо знаком с семьей, то сразу поднялся, надел черный плащ, захватил с собой рулетку для измерений и отправился с ним. Мистер Грейс сказал, что предпочел бы не подниматься наверх, и меня это не удивило. Часто люди не хотят сопроводить тебя к покойнику, даже если они очень хорошо знали его при жизни. Но есть и такие, кому это нравится. Все зависит от характера. В общем, я спокойно отнесся к тому, что он оставил меня одного около лестницы. «Предоставьте все мне, сэр, – сказал я. – Уж я не ошибусь, кто мой клиент». Я пошутил, но он не понял моего юмора. И я поднялся наверх один, тихо и почтительно. У нас выработалась привычка всегда ходить легко и почти неслышно, насколько это возможно. Я задержался на пороге, проверяя, в нужную ли комнату попал, и там застал его. За мытьем посуды.
– Мистера Лоренса Палиноуда?
– Да.
– В спальне мисс Рут?
– Да. Там лежало тело умершей леди, накрытое простыней, и там же находился ее брат. Он хотел казаться спокойным, но заметно нервничал. Всевозможные чашки, стаканы, миски и ложки, имевшиеся в комнате, были сложены в старомодную раковину для умывания. Лоренс заканчивал с последней кружкой, когда я вошел, и резко дернулся, развернувшись на месте, как магазинный воришка. Уже через секунду он был вежлив и доброжелателен, но я хорошо разглядел, чем он занимался до моего прихода. Оставшись один, я проверил верность своих наблюдений. Все было отмытым до блеска и выставлено на мраморную полку. Я оказался прав, хотя он пытался все проделать скрытно.
– Это все?
– Правда до последнего слова, сэр. Я вдруг подумал, что это могло быть важным.
– Вы рассказывали свою историю кому-либо еще?
– Нет. Урок, усвоенный мной, еще сидя на коленях у отца. «Гробовщики должны говорить даже меньше, чем их клиенты» – такого принципа придерживался папаша. Конечно, когда появилось распоряжение об эксгумации, я призадумался, но так и не заговорил. Ведь прошло много времени. Да и я единственный свидетель, чьи показания Палиноуд может легко отрицать и опровергнуть.
Здесь он попал в точку. Кэмпион все еще обдумывал полученную информацию, когда Джас встал из-за стола.
– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Мистер Льюк распускает слухи, будто я сам пью жидкость для бальзамирования, но такие уж у него глупые шутки.
– Нет, спасибо. Я как раз собрался уходить. – Кэмпион тоже поднялся, быть может, даже с излишней поспешностью.
Его резкое движение испугало гробовщика, и тот невольно бросил быстрый взгляд в дальний угол комнаты за спиной у гостя.
Кэмпион был опытен и не стал сразу же смотреть туда же, но вдруг замешкался и принялся аккуратно ставить свой стул на прежнее место возле стола, прежде чем последовать за хозяином в сторону двери. Вот именно в тот момент он ухитрился скосить глаза в сторону и был шокирован.
В нише стояли огромные старинные часы, а между ними и стеной, всего в четырех футах от того места, где только что сидел Кэмпион, виднелась мужская фигура. Человек стоял в тени и старался вообще не двигаться. Очевидно, он находился в комнате на протяжении всего разговора.
Кэмпион вышел из двери, которую услужливо открыл перед ним Боуэлс. Он двигался быстрыми и бодрыми шагами, сохраняя на лице невозмутимое и обманчиво равнодушное выражение. Хозяин продолжал пребывать в твердой уверенности, что посетитель не заметил ничего необычного.
Однако когда Кэмпион переходил улицу, раскланявшись с безупречно одетым мистером Джеймсом, менеджером банка, отсалютовавшим ему небрежным взмахом сложенного зонта, он уже пребывал в глубокой задумчивости. Детектив поднял воротник плаща и стал протискиваться сквозь небольшую толпу зевак, которая снова начала собираться перед воротами пансиона «Портминстер».
Отполированный череп и торчавшая вперед уродливая губа могли служить бесспорными приметами, так что Кэмпион начал размышлять о человеке, кому прежде не уделял должного внимания. О мистере Конгриве.
Глава XVII. Буря в стакане воды
– Вот и отлично! Больше ни слова! Я ухожу. С меня довольно. Ты все поняла неверно, но я не намерен это терпеть!
Мистер Кэмпион оказался в дверях холла как раз вовремя, чтобы уловить всю страсть, вложенную в эти фразы. Кларри Грейс стоял посреди кухни в театральной позе. Он был одет для дальнего путешествия.
Рене смотрела на него, стоя у плиты. Она раскраснелась и вся тряслась, но даже в таком раздраженном и возбужденном состоянии ее глаза отражали лишь заботу и бесконечную доброту.
– Ради всего святого, Кларри! – воскликнула Рене. – Помолчи немного, сделай милость! Уходи, если хочешь, но только не утверждай потом, будто я тебя выставила отсюда, и не трещи об этом на всю улицу. Надеюсь, ты заметил собравшуюся перед воротами толпу?
Кларри закрыл рот, но тут же открыл его снова. Он заметил Кэмпиона и посчитал его ниспосланной свыше аудиторией, готовой выслушать их обоих.
– Милая, – обратился он к Рене. – Дорогая моя девочка, старушка ненаглядная. Имей хоть каплю здравого смысла. Я стремлюсь помочь тебе. Не желаю видеть, как ты изображаешь последнюю дурочку. Если думаешь, что я лезу не в свое дело, извини меня. – А затем он вдруг выкрикнул: – Но я считаю тебя просто свихнувшейся, так и знай!
– Достаточно. – Женщина сделалась строгой. – Не смей больше открывать свой рот. Ты уже наговорил мне всякого сверх любой меры. И я этого не забуду, Кларри. Он устроил вселенский скандал, Альберт, только из-за того, что я разрешила девочке привести своего парня сюда. Несчастное дитя! Ему же надо куда-то податься, правильно? У него нет ни дома, ни денег, а в больнице не станут держать его дольше, чем необходимо. Девушка натворит глупостей, если мы отвернемся от нее и снимем с себя ответственность. Разве так поступают добрые люди? Давайте же, Альберт, отвечайте на мой вопрос!
Мистер Кэмпион понял, что у него нет надежды сохранить нейтралитет и не вмешиваться в ссору.
– Я пока не разобрался в сути происходящего, – осторожно сказал он. – Речь идет о Клити и Майке Даннинге?
– Разумеется, о них, дорогой. Не притворяйтесь недотепой. – Ее грубоватые слова задели его. – Но ведь я вовсе не намереваюсь устраивать у себя приют для сирот.
– А вот мне показалось, что собираешься, – пробормотал Кларри.
– Боже, я так устала от всех вас. Я имею в виду – от мужчин. У нас на руках милейшая девочка – и не смей противоречить мне, Кларри, я знаю, о чем говорю. Она очень молода, сбита с толку, огорчена, охвачена тревогой за несчастного раненого паренька. Если я приведу его сюда, у меня появится возможность присмотреться к нему. Покажется он мне не парой для нее, тогда мы сумеем отговорить Клити от связи с юнцом, но сделаем это мудро, как истинные христиане…
Кларри издал звук, похожий на фырканье норовистого коня:
– Значит, ты станешь изводить их придирками? Это что-то новенькое. Об этом ты мне ничего не рассказывала.
