Мне нужна эта страсть! Нужна. Но хватит о нем. Две тысячилет он прожил, без всяких угрызений совести вливаясь в поток человеческойжизни, доводя до совершенства искусство быть человеком, сквозь все века проносяс собой красоту и тихое достоинство кажущегося неуязвимым Рима эпохи Августа,где он и родился.
Есть и другие, сейчас они не рядом со мной, но тоже в разноевремя побывали на острове Ночи, мы с ними еще встретимся. Это древние близнецы,Мекаре и Маарет, хранительницы первобытной крови, из которой проистекает нашажизнь, корни лозы, так сказать, на которых мы цветем с таким упрямством и стакой красотой. Это наши Царицы Проклятых.
Потом, есть еще и Джесс Ривз, дитя двадцатого века,созданная Маарет, самой древней из нас, и благодаря этому – ослепительноечудовище. Я ее не знаю, но заочно восхищаюсь ею. Принеся с собой в мир живыхмертвецов несравнимые познания в области истории, паранормальных явлений,философии и языков, она остается загадкой. Поглотит ли ее огонь, как многих изтех, кто, устав от жизни, не смог справиться с бессмертием? Или ее разумдвадцатого века даст ей радикальную, нерушимую броню против немыслимых перемен,лежащих, как мы знаем, впереди?
Да, бывают и другие. Скитальцы. Время от времени я слышу ихголоса в ночи. Вдали от нас встречаются те, кто ничего не знает о нашихтрадициях, кто, из враждебного отношения к нашим произведениям и забавляясьнашими выходками, прозвал нас «Собранием Красноречивых», странные«незарегистрированные» существа различного возраста, силы, позиций, кто, иногдаприметив в кипе книг в бумажных обложках экземпляр «Вампира Лестата», раздираетего в клочья и сильными руками с презрением стирает в порошок.
Возможно, в непредсказуемом будущем они добавят к нашимнескончаемым хроникам крупицы своей мудрости или своего разума. Кто знает?
Пока что, перед тем как продвигаться в моей повести дальше,необходимо ввести еще один персонаж.
Это ты, Дэвид Тальбот, кого я практически не знаю, ты, кто снеистовой скоростью записывает каждое слово, слетающее с моих губ, пока я самнаблюдаю за тобой, до некоторой степени загипнотизированный самим фактом того,что эти переживания, так долго горевшие в моей душе, теперь переносятся набесконечную, по-видимому, страницу.
Кто ты, Дэвид Тальбот, потративший на смертное образованиеболее семи десятков лет, ученый, глубокая, любящая душа? Кто в тебе разберется?Такого, каким ты был при жизни, умудренного летами, закаленного повседневнымибедствиями и всеми четырьмя временами года земного существования человека, тебяпереместили, не задев ни памяти, ни знаний, в потрясающее тело молодогомужчины. А потом это тело, идеальный кубок, Грааль твоей личности, того, ктоотлично знал цену обоим элементам, подверглось нападению со стороны твоегоближайшего друга, любящего изверга, вампира, пожелавшего, чтобы ты присоединилсяк его путешествию по вечности, дашь ты ему разрешение или не дашь, нашеголюбимого Лестата.
Не представляю себе такого насилия. Я слишком далек отчеловечества, поскольку так и не дорос до взрослого мужчины. В твоем лице явижу энергию и красоту англо-индийца с кожей цвета темного золота, чьим теломты пользуешься в свое удовольствие, а в твоих глазах – спокойствие и закаленнуюдушу старика.
У тебя черные волосы, мягкие, искусно подстриженные заушами. Ты одеваешься с небывалым тщеславием, укрощенным стойким британскимчувством стиля. Ты смотришь на меня так, как будто твое любопытство можетзастать меня врасплох, хотя это чрезвычайно далеко от истины.
Тронь меня – и я тебя уничтожу. Мне все равно, сколько утебя сил и какую кровь передал тебе Лестат. Я знаю больше тебя. То, что яоткрываю тебе свою боль, отнюдь не означает, что я тебя люблю. Я делаю это радисебя и ради других, ради самой мысли о других, ради тех, кому это интересно, иради своих смертных, ради тех, кого я так недавно взял под свое крыло, двухдорогих мне существ, которые превратились в стимул моей жизни.
Симфония для Сибил... Я мог бы дать своей исповеди и такоеназвание. И стараясь изо всех сил для Сибил, я стараюсь и для себя.
Может быть, хватит прошлого? Может быть, хватит пролога ктому моменту в Нью-Йорке, когда я увидел на Плате лицо Христа? Здесь начинаетсязаключительная глава моей книги. Это все. Остальное ты знаешь – что здесь ещетребуется? Хватит и беглого мучительного описания событий, что привели менясюда.
Давай будем друзьями, Дэвид. Я не собирался говорить тебетакие ужасные вещи. У меня болит сердце. Ты нужен мне хотя бы для того, чтобысказать: продолжай скорее. Помоги мне своим опытом. Неужели не хватит? Можно, япродолжу? Я хочу послушать, как играет Сибил. Я хочу поговорить о моих любимыхспасителях. Я не могу измерить пропорции своего рассказа. Я только знаю, чтоготов... Я достиг дальнего конца Моста Вздохов.
Да, это мне решать, ты прав, и ты ждешь, чтобы записать все,мною сказанное. Так давай перейдем к Плату.
Позволь мне перейти к лику Христа, как будто я иду в гору поПодолу давней снежной зимой, под сенью сломанных башен города князя Владимира,чтобы отыскать в Печерской лавре краски и доску, на которой обретет форму еголик – лик Христа, да, Спасителя, Бога Воплощенного. Еще раз...
Часть III - «Аппассионата»
Глава 17
Я не хотел к нему идти. Стояла зима, я удобно устроилсяЛондоне, без конца посещая театры, чтобы посмотреть пьесы Шекспира, и читаяцелыми ночами его пьесы и сонеты. Шекспир занимал все мои мысли. Его сочиненияподарил мне Лестат. И когда я был по горло сыт отчаянием, я открывал книги иначинал читать.
Но меня позвал Лестат. Лестат испугался. Во всяком случае,он так утверждал. Я не мог не пойти. Когда он в последний раз попал внеприятности, у меня не было возможности примчаться к нему на помощь. Этоотдельная история, но совсем не такая важная, как та, что я сейчас рассказываю.
Теперь же я знал, что мое с таким трудом завоеванноедушевное спокойствие разобьется вдребезги от простого столкновения с ним, но онхотел, чтобы я пришел. И я не мог не откликнуться.
Сначала я застал его в Нью-Йорке, хотя он и не подозревал обэтом; при всем желании он не смог бы завлечь меня в более страшный вихрь. В туночь он убил смертного, жертву, в которую он успел влюбиться, по своему недавнозаведенному обычаю выбирая прославленных мастеров изощренных преступлений истрашных убийств и преследуя их вплоть до ночи пиршества.
«Так что же ему понадобилось от меня?» – недоумевал я. Тыбыл рядом, Дэвид. Ты мог ему помочь. Такое складывалось впечатление. Посколькуон – твой создатель, ты не услышал его призыв напрямую, но он как-то добралсядо тебя, и вы сошлись вдвоем, вполне порядочные джентльмены, чтобы низкимнеестественным шепотом обсудить последние страхи Лестата.
