настоящий рыцарь. Который один бился с дюжиной приспешников колдунов. Именно такой, о каких пишут романы. Он или вы, господа и нобили Туллингена, пришли освобождать меня?
Никто из присутствующих горожан на этот простой её вопрос не ответил.
Но тут Волков увидал человека, который подъехал, казалось, внезапно, никем до сих пор не замеченный. Была на нём недорогая кираса, а на голове его был простой берет. И лошадка под ним была самая обыкновенная. И весь вид его был удивительно благодушный, таким он выглядел добряком, что всякий подумал бы, увидав его, что это простой и добрый горожанин, боголюбивый семьянин… Но нет… И генералу это стало ясно сразу. Нет, не мог простой человек вот так запросто взять и подъехать к людям, что ведут столь важные переговоры, и причём никто из горожан, что, повернувшись, его увидел, и не подумал удивиться или отослать этого господина от переговоров. Они приняли его присутствие безоговорочно и безмолвно, как будто так оно и должно быть.
И, словно окрылённый его появлением, бросив на приехавшего всего один взгляд, полковник вдруг сказал опять со своей упрямой твёрдостью:
— И всё-таки, Ваше Высочество, мы, — он обвёл взглядом всех горожан, что были тут, словно искал их поддержки, — умоляем вас поехать с нами. Вам ничего не будет угрожать, и горожане будут вам очень рады.
— А что будет, если я откажусь от столь соблазнительного предложения? — холодно поинтересовалась принцесса.
— К сожалению, Ваше Высочество… — тут полковник опять бросил взгляд на только что подъехавшего простачка и, убедившись, что тот его слышит, продолжил: — К сожалению, мы должны будем… настоять!
И тут генерал вдруг понял: «Нет, первый удар должен получить этот странный человек! Он тут едва ли не главный. Слава Богу, балбес надел кирасу короткую, как раз низ живота и пах оставил открытыми. А уже потом буду резать полковника».
А в принцессу после того слова «настоять» будто бес вселился, или змея; она ещё больше разозлилась, казалось, вот-вот начнёт кричать, как простая женщина, которую на базаре обокрали. Но нет, она всё ещё держала себя в руках, как и подобает принцессе, но в её голосе появились по-змеиному шипящие нотки, и именно так, сквозь зубы, она и заговорила с полковником:
— Как вас зовут, добрый господин? — а у самой гримаса ледяной неприязни на лице, она её и не думает скрывать.
— Я Гройзенберг, — начал он, — полковник городского ополчения…
Но принцесса даже не дослушала его и с подчёркнутым неуважением, пока полковник ещё говорил, уже обращалась к консулу Туллингена:
— Господин Гусман, не пойму я что-то, этот господин «настаивает» от вашего имени? Или он сам так дерзок?
— Э-э… Ваше Высочество… — только и смог выдавить из себя консул поначалу. Он явно не был готов к подобной ситуации. И посему только что приехавший господин буравил его пронзительным взглядом. Но Гусман был так поглощён разговором с принцессой, что даже и не взглянул в сторону того. Но потом речь всё-таки вернулась к нему. — Мы ни в коей мере… да, принцесса… мы не думали как-либо неволить вас.
— Да? Слава Господу нашему, — теперь тон маркграфини стал заметно мягче, но она тут же добавила: — А то я уже думала запретить купцам Туллингена проезд по моим землям и въезд в мой Швацц, — и пока консул, разинув рот, переваривал последние слова Её Высочества, она поинтересовалась у него: — Значит, я не пленена и могу с бароном и дальше следовать в Цирль?
— Да-да, — стал кивать Гусман. Он с явным неудовольствием обернулся на полковника Гройзенберга: видишь, к чему может привести это твоё «настаиваем», и продолжил торопливо: — То есть нет, ни в коем случае вы не пленены, Ваше Высочество, и, конечно, вольны ехать куда вам угодно… Конечно, конечно… Ваше Высочество… мы тут… вас просто хотели пригласить… но вы вольны… Ваше Высочество… конечно же…
И тут вдруг, не дав ему закончить, заговорил тот самый господин, который только что подъехал; и он сказал, улыбаясь:
— Вот только барон разбоем захватил чужие богатства.
— Богатства? — принцесса пренебрегла правилами беседы и не стала интересоваться именем сказавшего это господина. Она оборотилась к Волкову: — Барон, вы правда захватили какие-то деньги.
— Да, Ваше Высочество, — сразу ответил генерал. — В Мемминге, где я искал колдунов Тельвисов, я нашёл деньги. Их было немало, и я решил, что это деньги не крестьянские, что то серебро нечестивых. Я забрал их с собой, чтобы выяснить, чьё это богатство.
— Хозяева уже объявились, и это никакие не колдуны, как изволил выразиться барон, — снова заговорил мягкий человек. — Если барон фон Рабенбург соизволит проехать в Туллинген и подождать там пару дней, суд города, я в том не сомневаюсь, быстро разберётся в этом вопросе. Если объявившиеся хозяева не докажут, что деньги принадлежат им, барон заберёт себе богатство по справедливости.
«Ишь ты, какая изворотливая сволочь! Чёрта с два я поеду в ваш Туллинген!».
Конечно, Волков не собирался ехать в Туллинген, но ответить он не успел, так как снова заговорила маркграфиня:
— Барон, а много ли у вас тех денег?
— Не менее ста пятидесяти тысяч талеров, — ответил он.
— И ещё у вас целый воз чужого столового серебра, — мило улыбаясь, заметил ему всё тот же безымянный господин.
«Ах ты ублюдок! — у генерала сжались кулаки. У него собирались забрать почти всю его добычу. — Если не разойдёмся миром, получишь удар первым! Вот проткну тебе кишки — то-то будешь улыбаться тогда!».
Но он сдержался и сказал принцессе:
— Да, и ещё телега со столовым серебром колдунов.
И тут она вдруг приняла решение. Не посоветовавшись с ним, вдруг взяла и решила:
— Барон, передайте те богатства господам из Туллингена. Под слово господина Гусмана. Я его знаю. А насчёт денег — так пусть суд решит. Коли решит в вашу сторону, господин Гусман вам те деньги вернёт. А пока мы с вами поедем дальше. Домой. Ну не ждать же нам суда тут, в самом деле.
Отдать такую добычу⁈ Отдать серебро, которое ему так нужно? Одна мысль о том была ему… как нож в бок под рёбра. И тут не только жадность его играла, ещё его разбирала и досада: как так случилось? Почему вонючие бюргеры загребут его богатство, да ещё и будут посмеиваться потом
