лицо обеими руками.
– Я делала то, о чем ты говорил. Пыталась держаться за него.
– Знаю. Как я и говорил – Бесстрашная.
Эмма выдавливает смешок.
Полицейские машины врываются на парковку. Сирены оглушают. «Скорая» тоже
здесь, и Эмму тут же окружают парамедики.
Полиция арестовывает Итана.
Меня они тоже арестовывают.
Деклан был прав. Это ужасно.
Глава 43
Эмма
Пока я еду в машине «скорой помощи», какая-то маленькая глупая часть меня
верит в то, что мои родители воссоединятся в больнице и осознают, как сильно нужны
друг другу. Я продолжаю слышать голос Рева в голове, говорящий: «События происходят, если им суждено произойти», и гадаю, значит ли это, что мне суждено было вынести все
удары от Итана для того, чтобы мои родители не развелись.
Должно быть, у меня бред... что вполне вероятно, учитывая то положение, в
которое я сама себя загнала.
Но моим фантазиям не суждено сбыться. Мой отец не приезжает в больницу.
Я говорю с ним по телефону, и он говорит мне, что пытается сохранить место
работы, и худшее, что он сейчас может сделать – это отступить.
– Твоя мама ведь рядом с тобой, верно? – спрашивает он.
И да. Она рядом.
Она сидит рядом с моей койкой в отделении неотложной помощи. Все это время
она держала меня за руку и отпустила только тогда, когда меня повезли на томографию.
Мы находимся здесь уже несколько часов, но она продолжает задавать мне один и тот же
вопрос. И говорить одно и то же.
Теперь она знает все. О Nightmare. Об Итане.
О том, что я так четко видела перед собой одну угрозу, что совсем не обратила
внимания на другую.
После того, как она выслушала все это дважды, она надолго задумывается.
– Мне нужно кое-что понять, – говорит она наконец.
Я чувствую себя помятой, сломанной. И только отчасти из-за травмы головы.
– Что?
– Почему ты ничего не сказала мне об этих сообщениях? От этого Nightmare? –
Она делает паузу. – Или... по крайней мере, своему отцу...
– Я пыталась. – Я сглатываю. – Я начала рассказывать папе, но он был слишком
занят...
Она вздыхает, звук полный разочарования.
– Эмма. Мне так жаль.
– Я хотела сама все исправить. Это ведь очень мужская индустрия. – Я отвожу
взгляд. – Я просто... это происходит с каждым. Я не хотела, чтобы это выглядело, будто я
не могу принять удар.
Мама снова вздыхает.
– И, очевидно, я действительно не смогла, – говорю я с отвращением. – Если Итану
пришлось все исправлять ради меня.
Теперь она выпрямляется, и ее лицо выглядит яростным.
– Он ничего не исправлял, Эмма. Он мог тебя убить. Ты даже не знаешь, исправил
ли он твою игру на самом деле. Он просто так тебе сказал.
Она права.
Она так права. Я такая идиотка.
Мама снова вздыхает.
– Позволь мне кое-что сказать тебе о медицинской школе.
Мои глаза наполнились слезами, и я до сих пор зациклена на том, что так легко
доверилась Итану. Это не похоже на прелюдию к нравоучению, и я озадачена.
– Ты... хочешь поговорить о медицинской школе?
– Да. – Она делает паузу. – Мне пришлось пережить то же самое.
– Что-то же самое?
– Сексизм. Женоненавистничество. Мир мужчин.
– Не думаю, что медицинская школа похожа на компьютерную игру.
Она продолжает, будто не слыша меня.
– Однажды, когда я была еще интерном (студент или молодой специалист, работающий в больнице или школе и живущий при ней), там было два врача – мужчины, которые смотрели порнуху прямо в моем присутсвии. Когда же я попросила их
выключить, они начали дразнить меня, что я не способна смотреть на обнаженную натуру.
Я чувствовала себя идиоткой. Я слишком долго это терпела, потому что верила, что это
лишь часть того, через что приходится проходить женщинам.
Я таращусь на нее. Не знаю, что сказать.
– Все в твоей голове, Эмма. – Еще одна пауза. – Тебе позволено играть в игру, не
подвергаясь всему этому. Тебе позволено создать компьютерную игру, и не подвергаться
домогательствам и издевкам. Тебе позволено идти по жизни без необходимости мириться с
этим, не важно, в какой именно сфере. Ты не слабая потому, что не хочешь смотреть порно
или потому, что не хочешь, чтобы тебя называли... тем самым отвратительным словом,
которое он использовал. Я в ужасе от того, что ты думала, что должна мириться со всем
этим.
Я смахиваю новые слезы.
– Прости, мам.
– Нет, ты меня прости. Мне жаль, что твой отец позволил тебе поверить, что все
это приемлемо.
– Он не...
– Эмма, думаю, нам нужно прийти к соглашению.
– Какому?
– Я не стану возражать против игр, – говорит мама.
– Ты – что?
Должно быть, меня слишком сильно накачали обезболивающим, потому что это
вовсе не похоже на мою мать.
– Но мне нужно знать, чем ты занимаешься.
