Моттифорд нахмурился. Он хорошо знал пекаря и ценил его заварные пирожные и пироги с лесными орехами и маслом куда больше, чем грозные речи, которые тот произносил, чаще всего перед своей семьей. Моттифорд был наслышан о бахвальстве пекаря, что время от времени подтверждал и Томс.
– Кто там, внизу? – неожиданно спросил кто-то позади них твердым голосом. От Гизила не ускользнуло, что пекарь испугался больше всех.
Собравшиеся у дерева квендели обернулись и узнали Одилия Пфиффера в сопровождении Гортензии Самтфус-Кремплинг и Звентибольда Биттерлинга из Звездчатки.
– Боже мой, дорогая Гортензия! – с ужасом воскликнул Левин Дрого, узнав соседку, которая явно провела бессонную ночь. – Я недавно услышал на площади, что в вашем саду случилось нечто ужасное, а мы, соседи, ни сном ни духом… Что же это было? Пострадало еще какое-нибудь дерево? Вам нужна помощь?
Гортензия устало улыбнулась и махнула рукой.
– Все в порядке, Левин. У меня пока не было времени посмотреть, но я уверена, что там все не так плохо. Дом, кажется, еще стоит, я видела крышу.
С этими словами она прошла мимо него и вслед за Звентибольдом и стариком Пфиффером направилась к липе. Сосед озадаченно смотрел ей вслед, пытаясь понять, что означает такой странный ответ.
Все трое остановились в стороне от падавшей на землю тени. Что-то подсказывало им, что, рассматривая дерево, стоять лучше на солнце. Расщепленный ствол уже разошелся над корнями на несколько сантиметров. Казалось, липа застыла в ужасе от собственной гибели. Над площадью висела жуткая тишина, изнутри ствола не доносилось ни малейшего стона или скрипа – звуки, недавно вызвавшие панику среди жителей, стихли. Липа держалась вертикально каким-то чудом: ее могучий ствол раскрылся, как разведенные в стороны пальцы, и чем дальше вверх, тем шире раздвигалась крона. Бывшая достопримечательность Зеленого Лога теперь напоминала гигантский гнилой гриб.
Старик Пфиффер гадал, переживет ли дерево эту жестокую метаморфозу или же вместе со сверкающим туманом сквозь поредевший полог листвы из него вылетит в утреннее небо душа и вся полнота жизни. Трое квенделей в молчании созерцали этот облик смерти. Одилий и Биттерлинг смотрели туда, где накануне вечером впервые заметили в воздухе нездешний блеск.
Пфиффер ясно вспомнил, как дремал здесь вчера вечером в блаженном неведении. Он даже ощутил твердость ствола и шершавость коры, к которой прижимался спиной. Незадолго до того, как он уснул, с дерева к нему спустился длинноногий паук и исчез где-то справа от скамьи. Одилий от всей души пожелал пауку, чтобы тот, отправившись на длительную прогулку, пропустил гибель своего дома. В пожелании этом не было особого смысла, однако плачевное состояние липы не позволяло ему думать о другом.
– Это началось вчера вечером, да? – резко спросил Биттерлинг.
Обращаясь к старику, он не мог оторвать взгляда от серебристой полосы тумана, которая скользнула из глубины полого ствола и с ловкостью водяной змеи устремилась, извиваясь и мерцая, к верхушке дерева.
– Вчера, когда мы шли к Гортензии, вы с котом поняли, что тут что-то не так. А я еще подумал, что под липой просто светлячки мерцают. – Биттерлинг вздрогнул.
Одилий промолчал, и Звентибольд с Гортензией внимательно уставились на него. Их взгляды пересеклись, и Звентибольд прочел возмущение на лице Гортензии.
– То есть вы догадывались, что произойдет с липой? – обратилась она к старику необычайно резким тоном. – Елки-поганки! Всю ночь напролет вы пугали нас намеками и случайными обрывками ваших великих знаний, но промолчали о липе. Даже тогда, когда несчастье свершилось… Почему? Разве это неважно? Надо было предупредить деревню! Просто чудо, что эта гнилушка до сих пор стоит и никто не пострадал!
Одилий издал звук, похожий на печальное фырканье.
– О чем или о ком я должен был предупредить тебя и деревню, распрекрасная Гортензия? – ответил он скорее устало, чем защищаясь. – Неужели мне стоило сказать, что старой деревенской липе грозит опасность и что скоро волки спрыгнут на землю с ночного неба? Думаешь, мне бы поверили? Скорее, сочли бы, что я окончательно сошел с ума… Да, мы с Райцкером заметили странный блеск, но предсказать, что случится с деревом и с Холмогорьем, было невозможно. Для меня это стало такой же неожиданностью, как и для тебя, и для всех остальных. Будь я чуть внимательнее, смог бы заметить признаки надвигающейся беды, но, к сожалению для нас всех, мне это не удалось. Я всего лишь старый глупец, и мои знания, похоже, ограничены, как и мои силы. – Он вздохнул и озабоченно покачал головой. – Да и время поджимало, надо было искать беднягу Бульриха.
– Что-то многовато загадок! Полагаю, ты должен нам многое объяснить, – сурово потребовал Гизил Моттифорд, прежде чем Гортензия успела ответить. Он подошел незаметно и, очевидно, услышал достаточно, чтобы вмешаться. Следом за ним приблизился и Лаурих.
– Если ты обо мне, дорогой мой Гизил, то я никому ничего не должен, однако всегда чувствовал себя обязанным хранить наше Холмогорье и всегда был глубоко привязан ко всем его наивным обитателям, – ответил Одилий со смесью ехидства и достоинства. При этом он гордо расправил плечи, и легкого движения оказалось достаточно, чтобы старик изменился настолько, что и Моттифорд, и егерь невольно отпрянули. Голос Одилия вдруг тоже зазвучал иначе: властно и раскатисто. – Нам придется провести совет, и не только здесь, в Зеленом Логе. Дело предстоит важное: пора всем объяснить и открыть то, что давно требуется. Боюсь, прошлой ночью не только в нашей деревне случилось несчастье. Старейшины всех деревень и владельцы окрестных усадеб и ферм должны собраться вместе, и каждого, кто имеет что сообщить, необходимо выслушать. Ибо на этот раз речь идет не о праздничных забавах и маскарадах – на этот раз наши худшие кошмары воплощаются в жизнь!
Пока Одилий говорил, солнечные лучи зажгли искорки в его кошачьих глазах. Или же его глаза сами излучали сияние?
Не только Биттерлинг и Гортензия удивились и преисполнились благоговения перед аурой, которая столь неожиданно окутала старика Пфиффера.
Все произошло так быстро, что, когда закончилось, никто не мог с уверенностью заявить, будто действительно наблюдал странное превращение Одилия. Теперь перед ними был прежний старик, который знакомым голосом громко спрашивал у прохожих:
– Кто-нибудь из вас осмеливался заглянуть в липу? До того, как поднялся туман? Я слышал, что он идет из глубины полого ствола.
– Некоторые, конечно, заглядывали, – ответил ему Криспин Эллерлинг, указывая за спину, будто те, кого он имел в виду, стояли прямо там. – Я и сам посмотрел, когда пришел сюда, но, кроме тьмы, ничего не увидел. Похоже, ствол на самом деле полый, и туман уходит вниз,
