– Трент, Рэйчел, – сказал Ли, держа вампиршу за руку, –это Кэндис.
Кэндис улыбнулась, показав зубы. Не обращая внимания наТрента, она устремила взгляд мне на шею, облизывая языком уголок рта. Выдохнув,она подалась ближе.
– Ли, милый, – сказала она, и я крепче сжала рукуТрента, когда от ее голоса у меня шрам завибрировал. – Ты же мне говорил, что ядолжна буду занимать мужчину? – Улыбка ее стала хищной. – Но так меня вполнеустраивает.
Я заставила себя сделать вдох. Волны обещания расходились уменя от шеи по телу, заставляя дрожать колени. Кровь стучала так, что векипочти закрывались. Я сделала еще один вдох, выдох, потом еще один. Все моеискусство общения с Айви понадобилось мне, чтобы не откликнуться. Она была голодна,и она знала, что делает. Будь она неживой, уже меня подчинила бы. А так – дажемой шрам не даст ей меня зачаровать, если я не позволю. А я не позволю. Зная,что Трент за мной наблюдает, я собрала самообладание, хотя чувствовала, какподнимается во мне сексуальное напряжение, подобно туману во влажной ночи. Явспомнила Ника, потом Кистена, когда они льнули к этому шраму, чтобы этонапряжение усилить.
– Кэндис, я рада познакомиться, – сказала я, подаваясьближе к ней. Я не притронусь к ней. Не притронусь. – А если ты еще хоть разпосмотришь на мой шрам, я тебе все зубы выбью и сделаю тебе из них пирсинг впупке.
Глаза Кэндис блеснули черным, теплота в моем шраме исчезла.Разозленная вампирша подалась назад, не снимая руку с плеча Ли.
– Мне плевать, что ты служишь игрушкой у Тамвуд, –сказала она, пытаясь изобразить из себя Королеву Проклятых, но я-то живу спо-настоящему опасным вампиром, и могла понять, насколько это жалко у неевыходит. – И я могу тебя взять в любой момент.
Я сжала зубы.
– Я живу с Айви, и я у нее не игрушка, – тихо сказалая, слыша приглушенные радостные вопли снизу. – Тебе это что-нибудь говорит?
– Ничего, – сказала она, скривив хорошенькую мордочкууродливой гримасой.
– Правильно; именно это ты от меня и получишь, так чтоотвали.
Между нами втиснулся Ли.
– Кэндис, – сказал он, кладя ей ладонь на поясницу иподталкивая к двери. – Сделай мне одолжение, лапочка, принеси миз Морган кофе,если не трудно. Она здесь на работе.
– Черного и без сахара, – попросила я, сама слыша, какэто хрипло получилось.
Сердце у меня стучало, на коже выступил пот. С чернымиколдунами я справлюсь запросто, а вот умелые и голодные вампиры – этопосложнее.
Отцепив пальцы от руки Трента, я отодвинулась. Он ссовершенно спокойным лицом посмотрел на меня, потом на вампиршу, которую Липровожал к двери.
– Квен, – прошептал он.
– У Квена не было бы и одного шанса, – сказала я,чувствуя, как успокаивается сердце.
Будь она неживой, у меня бы его тоже не было. Но Саладан немог бы уговорить неживого вампира, потому что Пискари, если бы узнал, убил быэтого вампира второй раз. У мертвых есть честь… а может быть, просто страх.
Ли сказал Кэндис несколько слов, и она выплыла в коридор,успев послать мне хитрую улыбку. Только мелькнули в двери красные каблуки – иона ушла. У меня мысли завертелись, когда я увидела у нее на лодыжке браслет,такой же, как у Айви. Не может быть, чтобы их просто так было больше одного?Придется мне с Кистеном поболтать.
Не зная, что это значит, и значит ли что-нибудь, я села взеленое мягкое кресло, пока меня не подкосил отлив адреналина. Сцепив руки,чтобы скрыть мелкую дрожь, я подумала об Айви и о защите, которую она мне дает.Никто уже несколько месяцев не пытался вот так со мной играть – с тех пор каквамп у стойки слухами спутал меня с кем-то. Если бы мне приходилось вот такотбиваться каждый день, то лишь вопрос времени, когда я стала бы тенью самойсебя: тощей, анемичной и чьей-то игрушкой. Или хуже того: общей игрушкой.
Шорох скользящей ткани привлек мое внимание: это Трент сел всоседнее кресло.
– Как вы? – спросил он тихо, пока Л и с увереннымстуком закрывал дверь за Кэндис.
Его голос звучал с утешительной заботой, что меня удивило.Заставив себя сесть ровнее, я кивнула, что все в порядке, гадая, отчего его этозаинтересовало, да и заинтересовало ли. Выдохнув удерживаемый воздух, ярасцепила руки.
Ли, кипя деловитостью, сел обратно за свой стол. Онулыбался, показывая белые зубы на загорелом лице.
– Трент, – сказал он, откидываясь в кресле – побольшенаших, и оно прибавляло ему пару дюймов роста. Тонко. – Я рад, что ты ко мнепришел. Надо нам поговорить, пока наши дела не вышли из-под контроля больше,чем уже есть.
– Из-под контроля?
Трент не шевельнулся, и у меня на глазах его тревога обо мнеиспарилась. С жестким взглядом зеленых глаз он поставил стакан на разделявшийих стол, и тихий стук стекла по дереву прозвучал громче, чем должен был. Неотрывая глаз от небрежной ухмылки Саладана, Трент оглядел комнату. Это былчеловек, который убил своего подчиненного у себя в офисе и вышел сухим из воды,человек, которому принадлежала половина города, человек, который показывалзакону длинный нос, жил выше него в своей крепости посреди старого, заросшего,распланированного леса.
Трент был рассержен, и вдруг мне стало не так уж обидно, чтоменя не замечают.
– Ты пустил под откос два моих поезда, чуть не устроилзабастовку в моей компании автоперевозок и сжег мой главный пиаровский проект,– сказал Трент, и его паутинные волосы воспарили в воздух.
Я уставилась на него, а Ли пожал плечами. Главный пиаровскийпроект? Это сиротский приют?! Боже, до чего может дойти твое хладнокровие?
– Это был самый простой способ привлечь твое внимание.– Ли приложился к бокалу. – Ты в последние десять лет потихоньку пролезаешь вМиссисипи. Чего же ты ожидал?
У Трента выступили желваки на скулах.
– Ты убиваешь невинных людей, выпуская на улицы«бримстон» такой концентрации.
– Нет! – рявкнул Ли, отталкивая от себя стакан. –Невинных там нет. – Сжав тонкие губы, он подался вперед, разозленный,угрожающий. – Ты переступил черту, – сказал он, напрягая плечи под смокингом. –И я не пришел бы сюда выбраковывать твою слабую клиентуру, если бы ты сидел насвоей стороне реки, как было договорено.
– Договор заключал мой отец, а не я. А я просил твоегоотца понизить концентрацию его «бримстона». Покупатели хотят иметь безопасныйпродукт, я им его даю. Где они живут – не мое дело.
Ли отклонился назад, недоверчиво хмыкнув.
– Вот насчет этой благотворительности – уволь меня, – скривилсяон. – Мы не продаем никому, кто этого не хочет. И знаешь, что я тебе скажу,Трент? Они хотят. И чем крепче, тем лучше. Уровень смертности выровняетсяменьше, чем за поколение. Слабые вымрут, сильные выживут, готовые и желающиепокупать еще. И покупать то, что покрепче. Твоя заботливая регуляция ослабляетвсех. Естественного равновесия нет, нет оздоровления вида. Может, потому вас иосталось так мало. Вы уморили сами себя, пытаясь спасти их.
