претория выбросили из палатки в сточную канаву, а вместе с ним полетел к экскрементам и разорванный Севером приказ сената.
Легионы не спеша приближались к Риму. Лазутчики, всюду высылаемые Септимием Севером, проникали в сенат, в преторианский лагерь. Север требовал найти и арестовать тех, кто убил императора Пертинакса. И если преторианцы это сделают и не станут сопротивляться, то им не причинят никакого вреда. Оставшийся префект Флавий Гениал на собрании с трибунами когорт решил пойти навстречу требованию Севера и пожертвовать меньшинством ради большинства. Из всех трехсот преторианцев, что ворвались 28 марта в палатинский дворец, отыскали тех, кто лично похвалялся, что он либо воткнул меч в Пертинакса, либо пронзил его копьем и так далее. Не оставили на свободе и тунгра Таузия, сразу выданного сингуляриями. Обвиненных в убийстве Пертинакса посадили в Мамертинскую тюрьму, в самый глубокий подвал. Об этом сообщили Септимию Северу.
Дидий Юлиан видел – его срок правления подходит к концу. Преторианцы покинули дворец, все вернулись в каструм и больше не подчинялись приказам императора. Также поступили и городские когорты. Казна была пуста, император не мог ничего дать, чтобы его защищали. Префект вигилов Плавтиан открыто покинул Рим и присоединился к Северу. Император уже привык к изменам и даже не обратил внимания, когда ему сообщили, что завсегдатай его пиров, пока Дидий Юлиан был просто сенатором, верный его сторонник и ненавистник Пертинакса, теперь перешел в стан врагов.
Дидия Юлиана охватило отчаяние. Он предложил Клавдию Помпеяну разделить с ним императорскую власть в тайной надежде, что друг Марка Аврелия и Пертинакса сможет одним своим громким именем обуздать сенат и Септимия Севера. Но Клавдий Помпеян отказался от трона еще много лет назад, когда ему предлагал власть Марк Аврелий. Теперь же, измученный болезнями и почти не посещающий заседания сената, он презрительно отказался от предложения узурпатора Дидия Юлиана.
Консул Вибиан выехал навстречу Септимию Северу, чтобы уверить его в отсутствии необходимости вооруженного захвата Рима. Все воинские подразделения, находящиеся в городе, не окажут никакого сопротивления. В это время консул-суффект Мессала собрал заседание сената не в курии, а в школе для риторов – Атенеуме, чтобы не оскорблять священных стен курии тем решением, которое собирались вынести сенаторы.
Теперь сенаторам не угрожали преторианцы, и они могли голосовать честно, как им подсказывает совесть. Мессала объявил, что на повестке дня два вопроса, перетекающих один в другой. Первый – достоин ли Дидий Юлиан смерти. Практически единогласно сенаторы шумно голосовали за смерть императора. Даже те немногие, кто еще оставался в душе верен Юлиану, боясь, что их потом накажут за эту верность, проголосовали, как все. Второй вопрос также был принят единодушно – новым единоличным императором сенат признал Септимия Севера.
В тот день, 1 июня, Дидий Юлиан находился во дворце с префектом Рима Корнелием Репетином и префектом претория Флавием Гениалом. Пиршественный зал Юпитера, где стоял ломящийся от блюд стол, принимал только этих троих человек. Догадываясь, для каких целей собирается сенат, император обнял дочь Дидию Клару, жену Манлию Скантиллу и велел им отправляться на их виллу и ждать его там. Дочь расплакалась, а Манлия Скантилла сыпала проклятья на сенаторов и Септимия Севера, не желая признавать поражение. Боясь расстаться с титулом августы, она думала только о троне, об ускользающих возможностях для своего собственного возвеличивания и совсем не замечала смертельную тоску в глазах мужа. Дидия Клара плакала на груди Корнелия Репетина, а префект Рима сохранял видимость бодрости духа.
Когда женщины ушли, трое мужчин отдались во власть своей обреченности. Каждый из них понимал, что если Септимия Севера сенат объявит новым императором, все они как минимум лишатся своих должностей. Преторианцы уже дали понять Флавию Гениалу, что более не хотят видеть его префектом претория. Скорее всего, лично против Гениала гвардейцы ничего не имели, но они боялись оставить его как приверженца Дидия Юлиана, чтобы предстать перед Севером менее виноватыми, чем они есть на самом деле. Корнелий Репетин тоже понимал – его сместят с должности, ведь он оказался на ней только благодаря родству с императором, а не по своим заслугам. Дидий Юлиан гнал от себя все плохие мысли, ему хотелось просто жить, есть, пить, зная, что он все еще император Рима. И Дидий Юлиан наполнял кубки и пил медленно, смакуя каждый глоток, и глядел на древние статуи Юпитера в нишах триклиния, которые простояли здесь уже сто лет, не считая того времени, когда они были созданы, и простоят еще века, а может, и тысячелетия. Время для императора словно остановилось. Тягуче, как мысли, минуты следовали одна за другой. Юпитеры смотрели грозно и в то же время безучастно. Луканская свиная колбаса, богато приправленная специями, создавала невероятную гамму вкуса. Юлиан собирался смешать несколько сортов вина и добавить в получившийся напиток меда, но тут Флавий Гениал и Корнелий Репетин поднялись с ложа и отпрянули назад, за стол. В триклинии появился преторианец, в дверях были видны другие преторианцы. Дидий Юлиан выпил глоток вина и приготовился слушать преторианца, хотя догадывался, что его послали объявить императору о его низложении.
Преторианец подошел близко к императору. Дидию Юлиану он не был знаком. Корнелий Репетин, предполагая самое худшее, весь бледный и трясущийся от страха, сразу пошел к боковой двери. Флавий Гениал остался на месте и положил руку на рукоять меча. Дидий Юлиан вопросительно посмотрел на преторианца и собирался еще раз отхлебнуть вина.
– Сенат приговорил тебя к смерти, Марк Дидий Юлиан! – бесстрастно произнес гвардеец и выхватил меч.
– За что? – воскликнул император – Почему? Какой вред я принес? Кого я убил?
Преторианец вместо ответа выполнил приговор сената, ударив Дидия Юлиана мечом в грудь. Затем, чтобы окончательно добить его, нанес еще несколько ударов.
Корнелий Репетин сбежал – преторианцы, перекрывшие все выходы из дворца, не стали его задерживать, так как в отношении префекта Рима не поступало никаких приказов.
Флавий Гениал ждал, когда нападут на него, и приготовился защищаться, но преторианцы молча ушли, не сказав своему бывшему префекту претория ни слова.
Поток любопытных римлян уносил Ливию и ее рабыню Нолу к воротам. Люди спешили, боясь опоздать. Из каструма выходили, центурия за центурией, длинной вереницей преторианцы, они были без доспехов и оружия, в одних туниках, и лишь пояса с церемониальными кинжалами, украшенными золотом, выдавали в каждом из них военного человека. В толпе римлян послышались насмешки, постепенно переросшие в постоянный гул оскорблений. Преторианцы сначала молчали, потом начали браниться в ответ, но строй не покидали и все шли
