Того, кто сделал звонок с вашего домашнего телефона. Это был мужчина с лондонским акцентом. Данное обстоятельство вам что-нибудь подсказывает?
Решаю перейти к новой стратегии: прикидываться дурочкой и говорить как можно меньше.
— Ничем не могу помочь.
— Да бросьте, мисс Бакстер, — фыркает инспектор. — Нам известно, что кто-то находился в вашем доме. Мы сняли отпечатки пальцев буквально с каждой поверхности на вашей кухне, и один набор отпечатков идентифицировать пока не удается. Как раз тех самых, что были оставлены на телефонном аппарате. Так кто этот человек?
— Я не знаю.
— Ладно. У нас имеется кое-что, способное освежить вашу память.
Он кивает констеблю. Женщина достает смартфон и несколько раз постукивает по экрану. Затем протягивает телефон мне, достаточно близко, чтобы я смогла увидеть зернистый фотоснимок, наверняка с какой-то камеры видеонаблюдения.
— Кто он? — спрашивает она, указывая на пиксельное лицо Клемента. — Вы попали на камеру в центре города, в обществе вот этого крупного мужчины.
«Черт-черт-черт! Что же сказать?»
Я прижимаю пальцы к вискам и закрываю глаза. Уж не знаю, как полицейские истолкуют мое поведение, но мне необходимо выиграть хоть немного времени.
Секунды собираются в минуту, и терпение детективов истощается.
— Так кто он, мисс Бакстер? — повторяет констебль Марш.
Внезапно в памяти всплывает один из советов Клемента: если уж врешь, то держись ближе к правде.
— Это… это… разнорабочий, — брякаю я наконец.
— У него есть имя, у этого разнорабочего? — подключается инспектор Брамптон.
— Клифф.
— Клифф?
— Да.
— А фамилия?
— Ее я не знаю. Честное слово.
— Где он живет?
— Тоже не знаю. Вроде он как-то упоминал, что родом из северной части Лондона.
— Он там до сих пор и живет?
— Нет. Он говорил, что много разъезжает.
— Хорошо. Как вы с ним познакомились?
— Однажды он просто объявился в моем магазине.
Техника Клемента демонстрирует поразительную действенность, и с каждым моим ответом разочарование полицейских определенно возрастает. Я уверенно излагаю несколько иную версию правды, которая звучит вполне убедительно, однако никакой информации по сути не предоставляет.
Наконец, детективы сдаются.
— Мисс Бакстер, если услышите что-нибудь об этом Клиффе, вы обязаны сообщить нам. Мы понимаем, что он мог действовать в рамках самообороны, однако нам необходимо выслушать его версию событий.
Полицейские поднимаются, желая мне скорейшего выздоровления. Констебль Марш кладет на тумбочку свою визитку, и они уходят.
Едва лишь за ними закрывается дверь, визитка отправляется в мусорную корзину.
Понятия не имею, как мне удалось сымпровизировать на допросе, однако уход детективов внушает мне чувство завершенности — по крайней мере, в плане дальнейшего общения с полицией.
В плане же Клемента точка отнюдь не поставлена. Допустим, он залег на дно, поскольку его разыскивает полиция, но при его-то изобретательности уж мог бы найти какой-нибудь способ сообщить мне, что с ним все в порядке.
Одиннадцать дней — и ни звука.
Я ложусь, обуреваемая множеством эмоций. И одна из этих эмоций берет верх над всеми остальными. Печаль.
Как бы мне ни хотелось отмахнуться от единственно возможного заключения, деваться, увы, некуда.
Клемент ушел и больше не вернется.
47
В субботу моему шестнадцатидневному пребыванию в больнице приходит конец.
Равно как и доселе теплившейся надежде, что я когда-либо снова увижу Клемента.
Сколько времени я провела, просто сидя на кровати и не сводя глаз с двери! И каждый раз, когда она открывалась, я молилась, чтобы в палату вошел огромный мужчина в джинсовом костюме.
Но это всегда оказывался кто-то другой.
Я все же постаралась извлечь максимальную пользу из вынужденного заточения в больничной палате. Мне удалось составить вполне приличный набросок нового романа и как следует обдумать все произошедшее.
Непостижимое, нелепое и невероятное путешествие бок о бок с непостижимым, нелепым и невероятным человеком.
Однако теперь путешествие закончено, и я должна жить дальше. Снова одна.
В понедельник я позвонила Говарду и подтвердила свое распоряжение как можно скорее оформить продажу магазина. Если все пройдет гладко, к концу недели операция будет завершена. Понятия не имею, что Стерлинг собирается делать с книжным магазином, однако подозреваю, что «Бакстерс букс» уже не продаст ни одного экземпляра «Пятидесяти оттенков серого». Иными словами, магазин не продаст вообще ничего, поскольку наведываться туда я не собираюсь. Меня выписали с условием, что следующие три недели я буду лечиться дома.
Мама и Стэнли настояли, что временно поселятся у меня в гостевой спальне. Оба так помогали мне на протяжении всего несчастья, а уж Стэнли и вовсе проявил себя настоящим героем. С учетом моих дерзостей в его адрес в прошлом, он имел все основания повернуться ко мне спиной, равно как и к маме. Сомневаюсь, что ему когда-либо суждено заслужить титул «Бизнесмен года», но сердце у него и вправду отзывчивое.
И вот наступает момент, когда я наконец-то могу покинуть эту чертову палату. Сижу на койке и дожидаюсь выноса своего тела.
Сначала ко мне заглядывает доктор Поттер.
— Как моя любимая пациентка нынче утром? Готовы?
Вялой улыбкой и кивком подтверждаю свою готовность.
— Прекрасно-прекрасно.
Затем он на протяжении целых десяти минут перечисляет, что мне можно и чего нельзя, особый упор делая на последнем.
По завершении наставлений мы пожимаем друг другу руки, и я благодарю его за всю проявленную заботу. Работа у него, конечно же, не позавидуешь.
После врача в палате появляется Стэнли в щегольском облачении из вельвета и твида.
— Доброе утро, Бетани.
— Доброе утро, Стэнли.
Он медленно приближается ко мне, явно ощущая себя в моем присутствии по-прежнему неуютно.
— Боюсь, я сегодня один. Твоя мама тоже собиралась приехать, но слишком занята у тебя дома.
— Все в порядке, Стэнли. А чем она занята?
— Полиция оставила после себя на кухне полный разгром. Она решила как следует прибраться.
— Ах, конечно. Что бы я без нее делала.
Он берет сумку с моими пижамами и туалетными принадлежностями.
— Так идем?
— Да, Стэнли, только сначала мне хотелось бы кое-что сказать.
— Ох. И что на этот раз я сделал не так?
Осторожно поднимаюсь и ковыляю к старику.
— Я хотела поблагодарить тебя и извиниться за свое поведение. Маме очень повезло, что ты ей повстречался. Нам обеим повезло.
Его румяное лицо и вовсе становится пунцовым.
— Да не стоит… — бормочет Стэнли.
— Нет, стоит, и, кажется, я задолжала тебе объятия, как считаешь?
И я обнимаю его, прежде чем он успевает что-либо сказать в ответ. Затем чмокаю в щеку и отступаю назад. Вид у Стэнли такой, будто он вот-вот расплачется. Вот же слезливый старикан.
— Ладно, Стэнли. Поехали домой.
Он хочет отвезти меня в кресле-каталке,
