по тропинке, к поселку.
– Южный Ветер! – закричал Эшер, волоча за собой свою корзинку. – Южный Ветер! Тут есть чозанахи! Один сам ко мне прилетел!
– Ну конечно же есть, – сказала Южный Ветер, сбегая вниз по тропинке, чтобы помочь им дотащить корзины. – Господи, сколько же ты набрала, Люс! Ой, а руки у тебя на что похожи, бедненькие! Пойдем, пойдем скорее, дома тепло, Саша только что целую кучу дров притащил. Неужели вы думали, что здесь не будет чозанахов? Мы ведь совсем не так далеко от дома!
Домики – пока что девять и еще три недостроенных – стояли в излучине ручья на его южном берегу, где под ветвями гигантского одинокого дерева-кольца образовалась заводь. Они брали воду из водопадиков на верхнем конце пруда, а на нижнем, там, где заводь сужалась и ручей начинал свой неторопливый спуск к реке, купались и мылись. Они назвали свой поселок Цаплина Заводь, потому что у противоположного берега жила пара этих серых существ, спокойно отнесшихся и к присутствию людей, и к дыму их костров, и к звукам их голосов, и к их бесконечным приходам и уходам – ко всей их шумной суете. Элегантные, длинноногие, молчаливые, цапли эти занимались своими делами – добывали пищу в просторной заводи с темной водой; иногда они останавливались на мелководье и внимательно смотрели на людей ясными спокойными прозрачными глазами. Порой вечерами, ставшими еще холоднее перед зимними снегопадами, цапли танцевали. Когда Люс, Южный Ветер и мальчик свернули к своему домику, Люс снова заметила цапель, стоявших у корней огромного дерева-кольца; одна смотрела на них, другая повернула свою узкую длинную голову назад, в сторону леса. «Сегодня ночью они снова будут танцевать», – прошептала Люс себе под нос и минутку постояла со своей тяжелой ношей на тропинке, застыв без движения, как и сами цапли; а потом пошла дальше.
Порог
Что это за река,
там, где течет Ганг?[18]
Х. Л. Борхес. Гераклит
1
«Седьмая касса!» – и снова из-за спины, между кассовыми аппаратами, вдоль прилавка ползли проволочные тележки, и он разгружал их – так, что у вас, яблоки по восемьдесят пять центов за три штуки, банка ананасов ломтиками со скидкой; два литра двухпроцентного молока, семьдесят пять центов, это четыре доллара, плюс еще один, получается пять, спасибо, нет, с десяти до шести, кроме воскресенья, – и работа у него спорилась. Заведующий, кажется целиком состоящий из железных опилок и желчи, прямо нарадоваться на него не мог. Другие кассиры, постарше, женатые, разговаривали о бейсболе и футболе, о закладных, о дантистах. Его они звали Родж – все, кроме Донны. Донна звала его Бак. В часы пик покупатели воспринимались им как сплошные руки, протягивающие деньги или забирающие сдачу. Когда же было поспокойнее, покупатели, главным образом пожилые мужчины и женщины, любили поговорить, причем не имело значения, что ты им отвечаешь, – они особенно и не прислушивались. В общем, работа у него действительно спорилась – в течение рабочего дня, но не дольше. Восемь часов одно и то же – два пакетика куриной лапши по шестьдесят девять центов, собачий корм со скидкой, полпинты «Дерри Уип», значит девяносто пять и еще пять долларов – всего сорок с вас. Он возвращался пешком к себе на улицу Дубовая Долина, обедал вместе с матерью, потом смотрел телевизор и ложился спать. Иногда он думал, что, если бы работал в магазине на той стороне шоссе, приходилось бы туго, потому что до ближайшего перехода по его стороне нужно было пройти целых четыре квартала, а по той – все шесть. Однако тогда он подъехал именно к этому супермаркету, чтобы впервые на новом месте закупиться продуктами, и увидел объявление: «Требуется кассир», которое повесили всего полчаса назад. Это было на следующий день после того, как они переехали. Если бы объявление не попалось ему на глаза, он, по всей вероятности, купил бы в конце концов машину и работал где-нибудь в центре, как собирался раньше. Но что за машину он мог тогда купить? Зато теперь он откладывал достаточно, чтобы со временем приобрести что-нибудь получше. Вообще-то, он бы предпочел просто жить в центре и обходиться без машины, но мать в центре жить боялась. Возвращаясь домой пешком, он разглядывал машины и прикидывал, какую выберет, когда придет время. Машины не особенно его интересовали, но раз уж он оставил надежду когда-либо продолжить учебу, нужно было на что-то эти деньги истратить, а новых идей в голову ему не приходило, и по дороге домой он предавался привычным размышлениям о машине. Он уставал; целый день через его руки проходили товары и деньги, целый день, целый день одно и то же, и вот мозг его уже не воспринимал ничего иного, потому что и руки его ничего иного не касались, хотя ни товар, ни деньги в них надолго не задерживались.
Они переехали в этот город ранней весной, и в первое время, возвращаясь с работы, он видел над крышами домов небо, отливающее холодными зеленовато-лимонными тонами. А сейчас, в разгар лета, лишенные деревьев улицы даже в семь вечера были раскалены и залиты солнцем. Набирающие высоту самолеты – аэродром находился километрах в десяти к югу – с ревом взрезали густую синеву неба и тянули за собой газовые шлейфы; на детских площадках у дороги поскрипывали сломанные качели и скучали гимнастические снаряды. Район назывался Кенсингтонские Высоты[19]. Для того чтобы добраться до улицы Дубовая Долина, он пересекал улицу Лома-Линда[20], улицу Рэли[21], улицу Сосновый Дол, сворачивал на Кенсингтонский проспект, потом на улицу под названием Дубы Челси[22]. Ничего от настоящего Кенсингтона или Челси там не было, а также ни высот, ни долин, ни сэра Уолтера Рэли, ни дубов. Дубовая Долина была сплошь застроена двухэтажными шестиквартирными домами, выкрашенными коричневой и белой краской. Одинаковые автомобильные стоянки аккуратно отделены друг от друга газончиками с бордюром из белых камней и можжевельником. Под темно-зелеными кустами можжевельника валялись обертки от жевательной резинки, жестянки из-под соков, пластиковые бутылки – неподвластные разрушительному воздействию времени раковины и скелеты тех самых товаров, что непрерывно проходили через его руки в бакалейном отделе супермаркета. На улицах Рэли и Сосновый Дол дома были двухквартирные, а на улице Лома-Линда – на одну семью, каждый со своей подъездной дорожкой, отдельной автостоянкой, газоном, бордюром из белого камня и можжевельником. Аккуратные тротуары – на одном уровне
