Я прочел письмо и усмехнулся. Это могло быть честное предостережение,но могла быть и западня. Да, не надо было дотрагиваться до ее плеча. Женщинычувствительны к мужским прикосновениям, и в моей руке конечно же было большетепла и силы, чем в старческой руке китайского мудреца. Я совершил ошибку, затоя знаю теперь слабое место в своем гриме.
Если это письмо не искреннее предостережение, значит, оноявляется частью разработанного ими плана, и тогда мне трудно понять, как этотплан сработает. Я не мог забыть, какое выражение было в глазах Хорька,предупреждавшего меня о девушке с родинкой на левой руке. А потом прозвучали тевыстрелы… Я думал и думал обо всем этом, но рано или поздно работе человеческоймысли наступает предел, и тогда мысли начинают вращаться по кругу.
Это очень опасно, потому что, когда приходит времядействовать, мозг отказывается работать. Я предпочитаю спокойно ждать, какбудут развиваться события, чтобы получить дополнительную информацию. В такихслучаях мой мозг восприимчив, свеж, и я готов встретить опасность лицом к лицу.
Прошло еще три дня, и в утренней газете я прочел о смертиСтэнли Брандиджа. Полстраницы занимал панегирик — описание жизни и деятельностиусопшего. Я, не останавливаясь, прочел его до конца, после чего лег в постель,чтобы хорошенько выспаться.
Ближе к вечеру позвонил Колби:
— Мне нужно увидеться с вами, Дженкинс. Можете прийтико мне в контору?
Я усмехнулся про себя — он не держал конторы, во всякомслучае под именем Колби.
— Хотя… может, мне самому зайти к вам? — быстроприбавил он. — Я мог бы прийти прямо сейчас, дело не терпитотлагательства.
— Хорошо, — сказал я и повесил трубку.
Через десять минут он, беспрестанно облизывая губы, ужестоял на пороге моей квартиры — нервный, возбужденный, с моргающими слезящимисяглазами и дергающимся носом.
— Дженкинс, я очень спешу и не могу сейчас объясняться,однако мне известно, что в награду за вашу работу вам были обещаны некиебумаги. Так вот, я только что узнал, что вас обманули. Приходите сегоднявечером ко мне домой, и мы во всем разберемся. Ведь вы выполняли эту работу по моемузаказу, и я, в известной степени, считаю себя ответственным и хочу, чтобы выполучили интересующие вас бумаги. Во всяком случае, я мог бы дать вам кое-какуюполезную информацию.
Я бросил на него быстрый взгляд, изобразив на лице немалоеудивление:
— Вот как? А я думал, они все здесь.
Он покачал головой, поправил свой дикий галстук и пригладилнапомаженные волосы. Вид у него был довольный. По-моему, он считал меня этакимтупым болваном, который если в чем и смыслит, так только в открывании сейфов.
— Нет, вас пытались надуть. Приходите ко мне сегодня вдевять вечера, и я кое-что расскажу вам.
Я взял карандаш и раскрыл записную книжку:
— Так где это?
— Саут-Хэмпширд, 3425, — проговорил он, глядя наменя пристальным взглядом ястреба.
С самым что ни на есть невинным видом я записал адрес. Помоему лицу не пробежало ни тени подозрения, хотя я сразу понял, что он дал мнеадрес Л.А. Дэниэлса.
Этот жулик с крысиным носом и слезящимися глазами имелбольше возможности прочесть что-либо в моем раскрытом блокноте, нежели на моемлице. Мне бы не удалось прожить столько, сколько я прожил, если бы я имелпривычку выдавать свои мысли.
— Позвоните в дверь дважды, — сказал он. —Только не забудьте, Дженкинс, вам нужно быть ровно в девять.
События последующего часа будут представлять для вас большойинтерес.
Я кивнул и убрал записную книжку.
— Хорошо, я буду, — сказал я, указывая ему надверь.
От его волос в квартире остался удушливый запах парфюмерии,и мне хотелось поскорее избавиться от этой напомаженной крысы, пока меня неодолело искушение задушить его его же собственным красным галстуком.
Я не мог предсказать, как развернутся события, но одно зналнаверняка: с того момента, как я дважды позвоню в эту дверь, все завертится стакой быстротой, с какой казнят в сан-квентинской тюрьме. У них было достаточновремени, чтобы выработать план. И если они рассчитывали сделать из меняподопытную обезьяну, то дело завершится еще до того, как я войду в дверь. Я селв машину и поехал по Хэмпширдскому шоссе. Дом под номером 3425 оказался встороне от проезжей части. Это было внушительных размеров здание, украшенноепричудливыми башенками и всякими архитектурными завитушками. Построен он был в1910—1911 годах, когда район еще считался пригородом и толькотолько начиналзастраиваться. В те времена к каждому дому прилагалось по нескольку акровземли. Теперь этот район оказался чуть ли не в самом сердце города, большинствостарых домов было снесено — они занимали слишком много места, — там, гдеони стояли, и выросли огромные многоквартирные дома. Это же здание относилось кпостройкам старого типа.
Я вышел из машины и хорошенько огляделся — дом не охранялся.В половине девятого, выбрав одно из окон в задней части дома, я пробралсявовнутрь. Дом казался пустым, только в одной из передних комнат на первом этажегорел свет, и я, стараясь держаться в тени, осторожно пошел по коридору.
Из комнаты доносились голоса, в одном из них я узнал голосЧарлза Колби. Он говорил тихо и напряженно, как если бы был здесь незванымгостем, — собственно, так оно и было.
— И запомни, когда он войдет, ты стреляешь. Только нежди, стреляй сразу, а не то он может удрать.
В ответ послышалось нечто вроде мычания. Очевидно, этотвторой принадлежал к тем людям, которые предпочитают действия непринужденнойбеседе.
Потом наступила тишина, ее нарушал лишь скрип раскачиваемогостула.
— Заманим его в кабинет, — нервно продолжаладвокат, — и как только он войдет — начинай.
Так я узнал все, что мне было нужно. Прошмыгнув вверх полестнице, я оказался перед кабинетом, расположенным в северном крыле дома.Вдоль всего этажа тянулся длинный коридор, и последней комнатой в нем былкабинет.
В кабинете царил полумрак. Небольшой огонь, горевший вкамине, несколько скрашивал обстановку, хотя и не давал особого тепла. Вдольстен стояли массивные книжные шкафы, на полу лежал ковер, в комнате быломножество украшений, статуэток и картин.
Перед камином стояло огромное и, как мне показалось, пустоекресло. Однако вскоре я понял, что ошибся. В кресле, откинувшись и вытянув когню ноги, сидел небольшой человечек с седыми висками. У меня тут же возниклаидея, и я всей тяжестью навалился на подлокотник. Только тогда человечек открылглаза и с изумлением посмотрел на нависшую над ним фигуру.
— Тихо, ни звука, — предупредил я.
Человечек не выказал ни малейшего волнения, лишь окинул меняострым взглядом стальных глаз. Этот адвокат оказался старым воякой и, судя повсему, не раз встречался со смертью. Я вздохнул с облегчением. У меня,признаться, была надежда, что он окажется именно таким.
