Позже я много размышлял о том голосовании. Я спрашивал себя, что же сделал не так. Будучи капитаном, я был общительным и открытым, но порой мне приходилось поступать жёстко. Подход «невмешательства» Ковача вынуждал меня действовать всякий раз, когда я видел, что наша игра страдает от неправильного отношения к делу. Мне приходилось высказываться критически как по отношению к команде, так и к отдельным игрокам. Вероятно, в то время поступать так было не очень умно с моей стороны, ведь каждым игроком нашей команды восхищались, но я как профессионал и капитан команды чувствовал себя обязанным поступать так. Я, впрочем, всегда действовал с прицелом на улучшение обстановки, а разрушение никогда не было моим мотивом.
Это и привело к более серьёзной конфронтации в команде. Я говорил некоторым парням, что они обязаны изменить своё поведение в лучшую сторону. Я разъяснял им, что вчерашняя победа – это, конечно, здорово и замечательно, но это никакая не гарантия того, что завтра мы тоже победим, не приложив никаких усилий. Споры возникали всё чаще и чаще. Я чувствовал ещё большую обиду от того, что считал себя тем, кто сделал очень многое для других игроков: к примеру, я был пионером, организовавшим Голландский профессиональный союз футболистов (VVCS). Позже это выльется в Contractspelers Fonds (CFK), который, насколько я знаю, является единственной пенсионной схемой для футболистов во всём мире.
В конечном счёте мой тесть вместе с Карелом Янсеном организовали VVCS, хотя я никогда не был его членом. Люди критикуют меня за то, что послужил лишь инструментом, с помощью которого организация появилась на свет, хотя сам я к ней так никогда и не присоединился. Мне приходилось объяснять им, что эта организация придумывалась не для таких людей, как я. Я и так хорошо зарабатывал и был в выгодной позиции, с которой мог сам решать свои вопросы. Но о многих других игроках подобного сказать было нельзя, уж точно не о тех, кто выступал за региональные команды. Для них появление VVCS было сродни манне небесной, но лично мне этот профсоюз не подходил. Вот почему мне не было нужды становиться его членом: без этого я по-прежнему сохранял возможность выступать как от лица игроков, так и от лица администрации, в зависимости от того, чего требовала ситуация. Кроме того, мешать в одну кучу людей со средним заработком и с очень высоким неправильно. Организация ведь только одна, поэтому смешивать всех не очень хорошая идея.
Что-то подобное я уже делал в «Аяксе». Клуб получил много денег от выступлений в Кубке чемпионов, но так как раньше мы всегда вылетали в первых раундах турнира, клуб никогда не делился с игроками призовыми деньгами. Со временем я предложил руководству клуба отдавать 70 % средств игрокам, которые эти деньги и заработали. По сути конкретно клубу это не стоило бы ни цента, поскольку призовые деньги от УЕФА не были прописаны в годовом бюджете «Аякса». Совет директоров не захотел в это ввязываться, хотя сделка была абсолютно честной и условия её целиком зависели от наших выступлений на турнире. На мой взгляд, нет ничего плохого в том, чтобы получить премию за хорошо выполненную работу. В конечном итоге я продавил это решение, и клуб разделил с командой призовые.
Учитывая всё сказанное, думаю, вы поймёте, почему голосование, по итогам которого я лишился капитанской повязки, стало для меня таким болезненным ударом. Разумеется, переход в «Барселону» оказался отличным карьерным ходом, но его никогда не произошло бы, не случись тот инцидент в тренировочном лагере.
Почему я выбрал «Барселону»? Испания только открыла свои границы для иностранных игроков, Ринус Михелс перебрался туда из «Аякса» двумя годами ранее, а я уже бывал в этом городе в отпуске. Кроме того, я несколько раз встречал на Мальорке Карлеса Решака. Он играл за «Барселону» и рассказал мне несколько очень занятных историй о клубе и городе. «Барселона» была гордым клубом, находившимся в самом эпицентре местной жизни, но, когда они сделали мне предложение, оказалось, что они не становились чемпионами страны уже больше десяти лет.
В «Аяксе» я чувствовал себя неуютно, я был нежеланной персоной там, а когда в таких обстоятельствах тебе делает предложение такой клуб, как «Барселона», ты обязательно захочешь повнимательнее с ним ознакомиться. Особенно если сумма потенциального трансфера может побить мировой рекорд.
Ещё одной счастливой случайностью было то, что Вик Бэкингем, человек, давший мне возможность дебютировать в составе «Аякса», работал в «Барселоне» перед тем, как туда пришёл Михелс. Арманд Карабен, отличный парень, у которого была жена-голландка, также был членом совета директоров клуба. Ещё несколько совпадений, которые я совпадениями не счёл. Вдобавок нельзя было забывать и о том факте, что зарплата, которую я должен был получить в соответствии с предложением каталонцев, была просто гигантской. В «Аяксе» я в то время зарабатывал миллион гульденов, из которых был обязан отдать 72 % на налоги. В «Барселоне» я не только получал вдвое больше, но и отдавал испанским налоговикам всего 30–35 %. Я не просто зарабатывал много больше; я и оставлял себе много больше.
Чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом видел. Мне предстояло играть в футбол в южной стране, в серьёзном соперничестве с клубами вроде «Реала», в составе которого блистали такие великие игроки, как Ференц Пушкаш и герой моего детства Альфредо Ди Стефано. В итоге мне было легко согласиться на переход. В то время Испанией правил генерал Франко, так что меня, разумеется, стали критиковать за решение играть в футбол в диктаторской стране. Когда стало ясно, что я покидаю «Аякс», меня забросали самыми разнообразными проклятиями и прочей мерзостью подобного рода. Но хуже всего для меня было то, что «Аякс» дал моей матери, которая всегда делала для клуба только хорошее, самое паршивое место на стадионе. За колонной. Это меня совершенно уничтожило.
2 декабря 1968-го я женился на Данни. От жизни, в которой я привык думать только о себе и футболе, я внезапно отошёл и начал делиться тем, что её наполняло, с другими, начал активнее погружаться в жизни окружающих меня людей. В моём случае моя новообретённая ответственность семьянина перетекла и в футбол. Почти моментально я стал больше думать о правах других игроков, а не только о своих собственных. Начал активнее интересоваться такими вещами, как, например, система бонусных выплат.
Скорость перемен меня не удивляла; я никогда не был человеком, привыкшим откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Когда обстоятельства менялись, я быстро адаптировался к переменам и доводил всё до конца. Дома Данни оказывала мне большую поддержку, помогая в этом. И чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к выводу, что формирование моей семьи сыграло значительную роль в возникновении и развитии Тотального футбола. Такой стиль игры могли проповедовать только футболисты, привыкшие играть не только за себя, но и за остальных членов команды. Десять игроков должны постоянно быть готовыми к тому, что сделает игрок с мячом, и предчувствовать то, что произойдёт дальше.
Именно это происходит в семье, особенно если в ней есть дети. Разумеется, всё, что делает один член семьи, отражается и на остальных её членах, и мой жизненный опыт как мужа и отца оказался полезным, когда настало время покидать «Аякс». Шанталь родилась в 1970 году, а Сусила двумя годами позже, так что, когда случился мой переход в «Барселону» в 1973-м, я был как раз занят своим «домашним образованием» и потому был хорошо подготовлен к той сумятице, которой сопровождался мой трансфер. Переполох начался, как только мы приземлились в аэропорту Барселоны. Столько людей, такой энтузиазм! С одной стороны, я был напуган, с другой – подобная картина была невероятно вдохновляющей. После периода негатива в «Аяксе» я наконец вновь мог впитывать положительную энергию.
