Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Нобль поил меня кофе и угощал сигаретами весь день, но ничего не добился. Я знал, что никакая комиссия не сможет обнаружить шило, оно просто вылетело в процессе крушения самолета и теперь мирно покоится где-нибудь на дне ручья, среди ветвей деревьев или в чистом германском поле.
Я не знаю, сколько бы еще трудяга Нобль сидел со мной, если бы в этот момент ему не позвонили. Он спокойно выслушал сообщение по телефону и так же спокойно водрузил трубку обратно на рычаг аппарата, но затем вдруг впал в совершеннейшее безумие.
Я никак не ожидал от него такой внезапной и нервозной вспышки. Представьте себе удава, который, мирно переваривая кролика, внезапно начинает дико изгибаться кольцами так, словно кролик в его желудке неожиданно превратился в дикобраза.
Не сказав ни слова, Нобль укатил на своем черном «мерседесе». Он даже забыл у меня кофе и сигареты. Я остался в гордом одиночестве и полном неведении.
Никто не имел права посещать меня, даже Хелен. Похоже, ее таинственная связь с самим Герингом в моем случае не сработала.
Мое дело, как видно, совершенно неожиданно стало делом какого-то особого рода. А я так надеялся, что баловство влюбленного летчика сразу же получит соответствующую оценку, дело о диверсии прекратится, Сорокин организует поддержку из Москвы, и мое пребывание в Германии будет продлено.
Прошел еще один тусклый день. Вернее, день-то был солнечным, тускло было у меня на душе.
Гестапо не подавало никаких признаков жизни. Поразмыслив за несколькими выпитыми подряд чашками растворимого кофе, я решил, что произошло нечто экстраординарное.
«Нет, дорогие товарищи, — подумалось мне тогда, — ждать у моря погоды я не стану».
В политике воцарилась муть сплошная, зато в личной жизни у меня — горная прозрачная вода. И пусть ярким синим пламенем горят политические проблемы!
Жизнь идет независимо от того, что в очередной раз будет придумано высоколобыми черепами в высших сферах. По части невероятных придумок они — настоящие волшебники.
Вы там наверху, господа и товарищи, определяйтесь, кто прав, кто виноват, с кем вы собираетесь дружить, а с кем воевать, но не мешайте мне любить девушку, которая любит меня.
Наверху, конечно, сидят королевы, но они фигуры политические, а моя Королева — фигура сердечная. Никакая война, никакая идеология не отберут ее у меня!
Тем более что Хелен совсем не похожа на дубовую нацистку. Я давно заметил, что она по большому счету просто плюет на идеологическую мишуру. Девушка искренне любит летное дело, а главное — она искренне любит меня.
Любит ли Хелен фюрера? Что тут сказать…
Фюреры, как искусственные наросты на теле народа, приходят и уходят, а естественные человеческие отношения остаются. Вряд ли идеологические отношения немецких девушек с фюрером можно назвать чем-то естественным.
Хелен была не только красива, но и проницательна, поэтому я был убежден, что она не может не понимать упомянутой истины, столь очевидной для каждого человека, если только в груди у него бьется живое сердце, а не застыл мертвым грузом холодный камень.
Вдруг мне так захотелось увидеть глаза Хелен, услышать ее удивительный бархатный голос, что сделалось очень плохо. В голове помутилось, и вдруг я вспомнил тонкий намек Гельмута на весьма толстое обстоятельство.
Бронированная дверь в подвале ждет меня! Снять с полки, открыть справочник и узнать дату рождения фюрера было делом одной минуты.
5
Неожиданно совершенно некстати явился Гельмут собственной персоной, и мое путешествие по неизведанным лабиринтам секретного метро пришлось отложить. Хитрюга Гельмут, как всегда, пришел не один, а с новостью, и она, как всегда, была до безобразия сногсшибательной.
Вместо того чтобы заняться тисовой аллеей, которая давно ждала его, Гельмут повел меня в сад. Здесь под ветвистой молоденькой яблоней мы погрузились в плетеные индийские стульчики и принялись уговаривать французский коньяк сделать нас веселее и добрее.
Когда пузатая бутылка, гордо стоявшая на низенькой миниатюрной табуретке, на которой проворный Гельмут обычно подрезал ветви садовых деревьев, покорно опорожнилась наполовину, у моего собеседника наконец в полной мере развязался язык. Садовник заговорщицким тоном поведал, что случилось, и мне стало тошно на самом деле и без всякого преувеличения.
Я сразу вспомнил детство, когда объелся сладких витаминов из большой пузатой коричневой стеклянной медицинской банки. Желтые горошинки имели такой замечательный вкус, что потом меня, трехлетнего сладкоежку, всю ночь откачивали врачи детской больницы. То многочасовое тошнотворное послевкусие, так внезапно наступившее после нескольких минут сладкого счастья, в течение которых мне удалось, не моргнув глазом, опустошить четырехсотграммовую банку, я запомнил на всю жизнь.
Новость состояла в том, что тихоня Урсула призналась в том, что подложила шило в хвостовое оперение «мессершмитта». Нобль не успел ничего сделать, его любовь арестовали, а победные реляции о раскрытии вредительства благодаря гибкости позвоночника лизоблюдов, которые всегда кожей чувствуют свой час, успели лечь на мраморный стол во дворце Геринга. Поздно, батенька, пить компот, когда он прокис.
Последнее замечание, кстати, относилось не столько к Ноблю, сколько ко мне. Я схватился за голову, не зная, что делать, чем сильно напугал приятно захмелевшего Гельмута.
Ах, Урсула, девочка, что же ты наделала?! Больше всего меня поразило то, откуда Урсула узнала, что у «мессершмитта» руль высоты отказал именно потому, что в хвостовое оперение было подложено шило. Наверное, она все-таки видела, как я его туда подложил.
В следующий миг я взял себя в руки. Гельмут ничего не должен знать о том, что шило — моих рук дело.
Мы дружно пожалели Урсулу. Я вторил Гельмуту, словно второклассник учителю. Как она решилась на такое дело?
Когда в бутылке не осталось ни капли, Гельмут вдруг, тяжко вздохнув, сообщил, что теперь Урсулу вряд ли когда-либо выпустят. Предварительная проверка открыла мотивы ее поступка.
Оказывается, девушка при поступлении на завод скрыла в анкете информацию о своем двоюродном брате. Карл Шиммель был коммунистом. Он два или три года сидел в концлагере за участие в антифашистских выступлениях.
Уныние так властно схватило меня за горло, что Гельмут решил прийти на помощь. Он возжелал, видите ли, меня развлечь.
— Пойдемте, герр майор!
Бродяга Гельмут пошел не куда-нибудь, а в тот самый секретный тоннель, который скрывался за той самой бронированной дверью.
— Ты что задумал?
— О, вам предстоит впечатляющая экскурсия, герр Валерий. Обещаю!
6
Тоннель, в самом деле, был довольно живописен. Как пояснил красный, как вареный рак, Гельмут, так на него почему-то из всех спиртных напитков действовал лишь один французский коньяк, пригородная подземная железнодорожная сеть фюрера была предельно простой и состояла из двух веток. Они соединялись как раз неподалеку от военного аэродрома в предместье Берлина, того самого аэродрома, над которым проходили демонстрационные полеты, в том числе с моим участием.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
