«Медаль, не соответствовавшая реальным заслугам; производство; командировка в училище не московское (Великолуцкий полк в мирное время стоял в Московском округе), а петербургское, да еще самое почетное — Павловское… — все это, в самом деле, слишком похоже на действие некой «руки», продвигавшей дворянского «недоросля» с неудачно складывающимся началом карьеры», — пишет о загадках биографии Унгерна А. Кручинин.
Действительно, молодому барону помогали, «оказывали протекцию». В этом нет ничего ни постыдного, ни удивительного. Остзейские бароны всегда отличались своей спаянностью и взаимовыручкой, практически все немецкие дворянские семьи Прибалтики состояли в родстве или свойстве. Но молодой барон Унгерн действительно тянул солдатскую лямку в строевых войсках, причем, непосредственно в Маньчжурии, а не «кантовался», как модно ныне говорить, в тыловых частях или при штабе. «Рукой», которая поддерживала Романа Унгерна, был генерал Павел Карлович Эдлер фон Ренненкампф, прославившийся в 1900 году в Китайском походе, при подавлении восстания ихэтуаней, а во время Русско-японской войны командовавший 7-м Сибирским корпусом. Как говорится в родовой хронике «Унгариа», бабушка Р. Ф. Унгерна по отцовской линии, Натали-Вильгельмина, была урожденная Ренненкампф и состояла в родстве с Павлом Карловичем. Но о генерале Ренненкампфе мы еще будем говорить ниже, а пока, 24 октября 1906 года барон Унгерн прибывает в Павловское пехотное училище в Санкт-Петербурге.
Глава 3
Служба
Роман Федорович Унгерн-Штернберг возвращался из Маньчжурии в Россию, охваченную смутами и беспорядком, — только-только была сбита первая волна того, что советские историки будут именовать «Первой русской революцией 1905–1907 годов». Изданный императором Николаем II Манифест от 17 декабря 1905 года, наконец давший России конституцию, не удовлетворил радикально настроенные революционные круги. Профессиональные революционеры, поддержанные либеральной интеллигенцией, требовали «полной власти народа» и «упразднения отжившей монархии». На многочисленных митингах, проходивших по всей России, надрывались марксистские, эсеровские и кадетские ораторы. «В армии идет сильная пропаганда… Запасные нижние чины только разлагают армию», — писал дальневосточный корреспондент «Нового времени». На всем протяжении Транссибирской магистрали действовали забастовочные комитеты, Советы рабочих и солдатских депутатов.
Зимой 1905/06 года приходили многочисленные сообщения из Читы, Красноярска, Иркутска о создании на местах республик. Во Владивостоке революционеры фактически захватили власть, арестовав коменданта крепости генерала Казбека. Бунтовали главным образом демобилизуемые запасные солдаты. Из японского плена возвращались распропагандированные левыми агитаторами солдаты и матросы. Главнокомандующий русскими войсками на Дальнем Востоке генерал Линевич пребывал в полной прострации, издавая взаимоотменяющие друг друга приказы и распоряжения. Военный губернатор Забайкалья генерал Холщевников, поддавшись шантажу новообразовавшихся Советов и революционных комитетов, распорядился передать силам «народной самообороны» несколько вагонов с оружием (свыше 30 тыс. винтовок) и боеприпасами, беспрекословно утверждал все постановления рабочих и солдатских митингов… Огромная страна все больше и больше погружалась в пучину анархии.
В данной ситуации, по сути, единственной надежной опорой правительства, возглавляемого графом С. Ю. Витте, оказались войска и командиры, прошедшие всю военную кампанию 1904–1905 годов. Восстановление порядка на Транссибирской магистрали было возложено на отряд под командованием генерала П. К. Ренненкампфа, родственника и покровителя барона Унгерна. Войска Ренненкампфа восстанавливали управление на железной дороге, усмиряли примкнувших к бунтовщикам «запасных». Бойцы Ренненкампфа останавливали мятежный эшелон и высаживали солдатиков на крутой мороз. Заставляли их маршировать по снегу тридцать верст до следующей станции. Там продрогших и присмиревших вояк грузили в ожидавший их порожняк.
Следом на очереди была Чита. Ренненкампф полностью блокировал город и потребовал его сдачи. После нескольких дней переговоров мятежники капитулировали. Все рабочие отряды, народная самооборона, то есть те, кого сейчас именуют незаконными вооруженными формированиями, были разоружены, а их главари и активисты преданы суду военного трибунала. Так генерал действовал на всех участках своей зоны ответственности. Позже советские историки, вслед за Ем. Ярославским, вспомнившим на суде над Р. Ф. Унгерном, как «бароны Ренненкампфы прошлись по кровавым полям Сибири… в 1905 году», назовут П. К. Ренненкампфа «кровавым карателем», «палачом забайкальских рабочих и крестьян», хотя на самом деле генерал действовал исключительно в рамках процессуальных норм военного времени, бессудных расстрелов и экзекуций не проводил. За что и заслужил упрек от другого барона, генерала Меллер-Закомельского, который двигался по Транссибу навстречу Ренненкампфу всего с двумя сотнями варшавских гвардейцев. Меллер-Закомельский говорил: «Ренненкампфовские генералы сделали большую ошибку, вступив в переговоры с революционерами и заставив их сдаться. Бескровное покорение взбунтовавшихся городов не производит никакого впечатления…»
Пройдет десять с небольшим лет… В 1918 году генерал П. К. Ренненкампф отвергнет предложение видного большевика Антона Антонова-Овсеенко занять один из командных постов в формирующейся Красной армии и будет зверски убит красногвардейцами на таганрогском кладбище в ночь на 1 апреля 1918 года. А в это же время его дальний родственник и протеже Роман Федорович Унгерн-Штернберг поведет войну с революционной чумой в «диких степях Забайкалья», в тех же местах, где отражал первый натиск русской революции генерал П. К. Ренненкампф.
Революционные волнения в Прибалтике, в частности в Эстляндской губернии, где проживало множество родственников Романа Федоровича, помимо социальной приобрели также и национальную окраску. Прибалтийские крестьяне люто ненавидели своих немцев, точно так же, как ирландские фермеры — англо-шотландских лендлордов. Эстонские и латвийские земледельцы, ставшие в 1918 году основной опорой большевистской власти, вырезали обитателей остзейских замков и усадеб целыми семьями. Не делалось исключений ни для стариков, ни для малых детей. Не менее жестоко наводил порядок в Прибалтике карательный Северный отряд под командованием генерал-майора свиты Его Величества А. А. Орлова. Обе воюющие стороны — и мятежники, и правительственные войска — действовали в полном соответствии с универсальным законом любой гражданской войны. Закон этот гласит: «Что нам, то и вам!» Сантиментам и моральным рефлексиям здесь не могло быть места. Впрочем, случалось, не выдерживали даже боевые офицеры: так, в припадке нервного расстройства покончил с собой ротмистр-кавалергард Назимов из отряда генерала Орлова. Крестьяне, застигнутые с оружием в руках, а также семьи, в которых были обнаружены какие-либо предметы из разграбленных домов, без пощады расстреливались на задворках остзейских усадеб, ставших опорными пунктами правительственных войск. Как и в отряде генерала П. К. Ренненкампфа, тон у Орлова задавали недавние участники сражений Русско-японской войны.
В Северном отряде служил и отлично зарекомендовал себя штабс-ротмистр барон П. Н. Врангель, будущий командир барона Р. Ф. Унгерна во время Первой мировой войны. Благодаря таким генералам и офицерам, как П. К. Ренненкампф, А. А. Орлов, П. Н. Врангель, первая революционная волна, накатившаяся на Российскую империю, к концу лета 1906 года резко пошла на убыль. Революционеры отныне делали ставку на индивидуальный террор.
