Служащая протянула Шавану пакет. Он просто не заметил, как вернулся домой, настолько его поглотили раздумья. Люсьена абсолютно не интересовалась живописью. Но может, она была знакома с этим Венсаном Борелли, о котором сам он никогда и не слыхивал. В конце концов, почему бы и нет? Возможно, она случайно встретила его на прогулке? Но Люсьена не любила гулять одна, и почему это она скрыла от него такую встречу? Существовало объяснение куда более простое: скорее всего, речь шла не о подлинном приглашении, а о рекламном объявлении, которое рассылается по тысячам адресов. Люсьена обнаружила его в почтовом ящике, когда уходила из дому, и сунула в карман… Шаван терял нить мыслей, так как его сбивали с толку слова автомеханика. Так кто же покушался убить Люсьену? Шаван решил отправиться в картинную галерею Берже.
Заглянув в холодильник, он обнаружил там несколько яиц, приготовил себе омлет, который съел на краешке стола, представляя себе, как в этот самый момент Амеде, должно быть, готовит блюдо из форели, именуемое «Клеопатра». Вне своего вагона-ресторана он был уже никто и ничто. Он с трудом жевал хлеб, черствый, как камень, — пища клошара. И тут его опалило подозрение — этот хлеб куплен несколько дней назад, а ведь Люсьена любила свежий. В таком случае где она питалась эти два дня? Черствый хлеб, полупустой холодильник… Он швырнул на тарелку нож и вилку, будучи уже не в состоянии куска проглотить. Что еще мне предстоит обнаружить? Пусть бы, по крайней мере, все эти открытия складывались в связную картину! Так нет же — они оставались двусмысленными, таили угрозу. Что еще сулит ему вторая половина дня? Сначала больница, затем картинная галерея. Он не знал, чего же ему страшиться больше. Возможно, галереи!
Явившись в больницу, он увидел Людовика, который поджидал его в своем старом «рено».
— Ты неважно выглядишь, — заметил Людовик.
— Ты тоже, крестный.
Их провели в маленький зал с белыми стенами в конце коридора.
— Доктор Венатье примет вас через минутку, — сказала медсестра.
Под воздействием тишины Шаван вдруг предпочел на время умолчать обо всем, что узнал со вчерашнего дня.
«Мистраль» должен уже подходить к Дижону.
Глава 4
Людовик представил врачу себя и Шавана.
— Садитесь, господа, — пригласил доктор Венатье, сам усаживаясь за письменный стол, заваленный бумагами. Он смотрел на обоих мужчин как на своих пациентов. Неподвижный взгляд его очень тусклых глаз внушал робость.
— Не стану посвящать вас в подробности, — продолжил он, — скажу одно — состояние мадам Шаван повода для оптимизма не дает. В данный момент мы не можем еще с уверенностью определить тип комы, с какой имеем дело. Избавлю вас от медицинской терминологии. И скажу для упрощения, существует кома легкая, тяжелая, острая, обратимая и необратимая. И к несчастью, речь идет, по моему мнению, о коме. Обследование больной продолжается. Полученные результаты пока что не внесли полной ясности, но одно несомненно — у пострадавшей мозговая травма, вызывающая серьезные нарушения мозговой деятельности. Предвидеть развитие болезни невозможно. Мадам Шаван может еще весьма продолжительное время оставаться без сознания, равно как и может в ближайшие дни прийти в себя… Однако меня бы это удивило.
— Она очень страдает? — спросил Людовик.
— Она вообще не ощущает боли в нашем понимании. У меня есть все основания думать, что она не страдает. Тем не менее, как вы сейчас увидите, она не абсолютно неподвижна. Можно наблюдать подергивание лицевых мышц, жевательные движения, сокращение мышц левой руки. Нам придется оставить ее у себя на неопределенное время, как вы уже догадались. Прежде всего необходимо провести еще целый ряд медицинских обследований. И потом, это интересный случай, право же, весьма интересный. Разумеется, вы сможете ее навещать, когда пожелаете. Даже по утрам. Теперь ее переложили в отдельную палату. Суммируя сказанное, положение тяжелое, но не безнадежное. Пошли! Судите сами.
Врач повел их по коридору, который заканчивался грузовым лифтом, где стояли пустые носилки.
— Какое счастье, что больная не нуждается в аппарате искусственного дыхания, что значительно упрощает уход за пациентом.
— А как же с питанием? — спросил Шаван.
— Я полагаю, с помощью внутривенных инъекций, — вмешался в разговор Людовик.
Доктор обернулся к нему и одобрительно кивнул.
— Я майор полиции в отставке, — объяснил Людовик. — И раненых, сами понимаете, повидал на своем веку.
«И зачем только ему непременно нужно лезть вперед? Люсьена была не его женой. Правда, она так мало была и моей», — сказал себе Шаван.
— Ее питают химически чистыми аминокислотами, — продолжал доктор. — И естественно, регулярно вводят антибиотики — во избежание легочных осложнений.
Лифт плавно поднимался. Людовик и доктор, казалось, перестали обращать внимание на Шавана. Теперь доктор сыпал медицинскими терминами так, как если бы вел разговор на равных с коллегой. «Подкорковая ткань… Средняя часть гипофиза… Мозговой столб…» Шаван отключился. Как ему организовать жизнь, если Люсьена еще очень долго не придет в себя? И во сколько все это обойдется? Разумеется, существовало социальное страхование, но тем не менее…
Кабина остановилась. Палата находилась в двух шагах от лифта. Доктор толкнул дверь. Шаван вошел в комнату и увидел Люсьену. Лоб прикрывала повязка. Побелевшее лицо напоминало картонную маску. Руки вытянуты поверх простыни, разжатые пальцы неподвижны. Рядом с кроватью на кронштейне висели колбы, от которых спускались две резиновые трубки — одна уходила в ноздри, а вторая исчезала под одеялами. Шаван не решался сделать шаг вперед. Но врач тихонько подтолкнул его к койке.
— Мы были вынуждены вырезать часть волос, — пробормотал он, — но они быстро отрастут.
Он нащупал пульс пострадавшей.
— Температуры почти нет. Кожа свежая. Видите, когда касаешься, она чуть сжимает пальцы, но это чисто рефлекторное движение.
Медсестра, присутствия которой Шаван и не заметил, подошла к изножью кровати, и доктор представил ее двум визитерам.
— Мари Анж, — объяснил он, — воплощение самоотверженности.
Та улыбнулась. Лет сорока, скользящая походка монашки. Шаван смущенно смотрел на Люсьену, задаваясь вопросом, должен ли он поцеловать жену в присутствии всех этих свидетелей. Он чуть ли не с опаской коснулся ее руки и удивился, ощутив ее гибкой и живой.
— Поговорите со своей женой, — предложила Мари Анж.
— Мари Анж права, — подтвердил доктор. — Звук любимого голоса может в известных случаях воздействовать так же целительно, как и лекарства. Нужно испробовать это средство.
Шаван наклонился к картонному лицу и ощутил легкое дыхание с почти что неприметным присвистом.
— Люсьена, — шепнул он.
Присутствующие встали в кружок.
