Чувствует г-н султан, что начинает ему легчать, тонус поднимается, даже зачатки мотивации появляются. Уже хочется посеять чего-нибудь разумного. Велит он немедленно, то есть практически сразу после утренних ванн, массажа, завтрака из восьми блюд (только фрукты и немножко мяса – это по случаю спешки), положенных по протоколу танцев животов, отчетов придворных экспатов и пленных специалистов, короче, велит снаряжать процессию для выезда в город.
Долго ли, коротко ли, но процессия выдвинулась. И в процессе шествия процессии выясняется, что на стандартном пути традиционного следования скромного караван-кортежа (рабочий визит в народ по отработанной схеме, то есть всего несколько слонов, верблюдов там штук тридцать, портшезы, портпледы и паланкины [104] , а ослов сопровождения никто и не считал) полощутся не менее десятка-двух разнообразных полотнищ с однообразными, но очень трогательными слоганами типа «НАШ Г-Н СУЛТАН – ВСЕМ Г-НАМ Г-Н!», «Г-Н СУЛТАН – САМЫЙ Г-ННЫЙ!» и т. д.
«Не пустяк, и приятно», – думает г-н султан, и легчает ему прямо на глазах. А дальше-то – больше!
На перекрестках обнаружились глашатаи с фанфарами, дудящие и поющие славословия такого содержания (в приблизительном переводе):
ГОВОРИМ ВСЕ КАК ОДИН:
НАШ Г-Н СУЛТАН – НАШ Г-Н!
КАЖДЫЙ НЕСКАЗАННО РАД
ВОСХВАЛЯТЬ НАШ СУЛТАНАТ! [105]
После таких констатаций собственного величия г-н султан уже не только разумное сеять захотел, но и доброе. Но опять не тут-то было! Дальше-то – еще больше!
По центральной улице навстречу караван-кортежу двигалась многолюдная народная масса, украшенная портретами г-на султана, увитая искусственными цветами и воодушевленная любовью к г-ну султану же. Там опять же и транспаранты имелись, и глашатаи с фанфарами, и наглядно украшенные соответствующей эмблематикой слоны.
Собственный имидж вырос в царственных очах г-на султана до пределов, позволяющих сеять уже не только разумное, доброе, но и вечное. Где хандра? Куда только депрессия подевалась? Побросав в народ несколько золотых и простив народу несколько задолженностей, развернул г-н султан свой караван восвояси, то есть во дворец.
Где стал тут же править мудро, активно, без комплексов, собрал с народа много денег, жил долго и счастливо и умер в один день.
Разъяснение сиамских мудрецов: Наверное, не все притчепотребители поняли, что транспаранты со слоганами были развешаны только вдоль маршрута следования караван-кортежа г-на султана, равно как и глашатаи расставлены были только там, а многолюдная народная масса была воодушевлена вовсе не любовью. Не понял этого и г-н султан. Да ведь это и не важно. Важно, что г-н султан вылечился от неуверенности в себе.
Смысль: А смысль сей притчи в том, что несуществующих проблем не бывает. И если надо поднять свою конкурентоспособность только в собственных глазах – значит, надо поднимать. Даже самыми идиотскими и дорогостоящими способами. Потому что помогает.
Ловись рыбка без ошибки Притча десятая, буддийская – о законах и правилах ловли
Один г-н был рыболовом. И по профессии, и по призванию. Посему мы будем его называть просто и сокращенно: г-н р-в. Еще до первых лучей солнца выходил он из дому и направлялся к близтекущей реке во всерыболовном оружии, а c первыми лучами солнца он уже удил. Всеоружие у него было разнообразное и высококачественное: начиная с банальных, но свежайших червей и заканчивая активаторами клева с базовыми и специальными прикормками, начиная с заурядного стеклопластикового трехметрового спиннинга и заканчивая навороченным высокочувствительным даунриггерным параболическим удилищем для тяжелого джига [106] .
Да и река, в которой происходила ловля, была донельзя универсальна. Годилась она и для подводного, и для подледного лова, для спортивного вылавливания на скорость и для промышленного рыболовства на вес, для ловли донкой и спиннингом, нахлыстом и перехлестом… Короче, для любой рыбалки годилась эта близтекущая полноводная, полнорыбная, судоходная и всепогодная река. И рыба там водилась и ловилась вопреки всем географическим и ихтиологическим правилам самая разнообразная и разновеликая.
Короче, с первыми лучами уже знаете чего весь берег реки оказывался плотно засиженным сами понимаете кем. А те, кто побогаче или попродвинутей, – те либо под воду с аквалангами, либо на разномерных и разномастных судах – акваторию рассекают, вооруженные сетями, гарпунами, а некоторые даже динамитом. Такой лов идет, что не протолкнуться.
А наш г-н р-в был душой мятущейся, разносторонним энтузиастом и неистовым экспериментатором. И никак не мог он определиться – какой способ ловли эффективней и какая рыба ему милей в качестве улова. То на лосося [107] пойдет со своим параболическим удилищем, запасом мушек сухих и мокрых, а также стримеров и быстротонущих нимф [108] . А то возьмет простую донку-поставушку и сидит, ждет, пока какойнибудь лещ не клюнет. И ведь на ту же донку иногда тот же лосось клевал. И сом. И опять же щука.
Вот ведь какая неопределенность – хочешь лосося поймать, а на твою мокрую мушку клюет некий мелкий харацинид [109] . Или каши наваришь ведро, кормишь, кормишь потенциального карпа, а на наживку клюет какая-нибудь и вовсе пиранья. И что с ней делать? Выбрасываешь от греха подальше, пока она всю удочку не съела вместе с рукой кормящего.
Так и подмывало г-на р-ва обзавестись оружием массового уничтожения рыб в виде тринитротолуола или электрошокера. Чтобы – раз – и шаланды полные кефали! Одна проблема: как потом отсеивать кефаль (лосося, осетра или, к примеру, большую корифену) от трупов ненужных и ядовитых крючкопалых бородавчаток, колючих бычков, жабунов и иглобрюхов. Поэтому агрессивная политика постоянно временно откладывалась. А неагрессивная политика отлова требуемой рыбы перманентно менялась под влиянием внешних факторов в лице других рыболовов.
Эти внешние факторы постоянно обменивались избыточной и недостоверной информацией о лучших для рыбалки местах, снастях, наживках, прикормках и приметах.
Стоило г-ну р-ву устроиться с удилищем на берегу, чтобы, как полагается, с первыми лучами забросить нахлыстом свежеприготовленную мушку [110] , как откуда ни возьмись рядом появлялись другие г-да р-вы, которые, критическим взглядом оценив снасть нашего г-на, тут же начинали деликатно и не очень лезть с вопросами и советами.
– А скажите, уважаемый, это у вас петушиные перья-то на мушке? – интересовался один г-н.
– Петушиные, а какие же еще?
– Да что вы, батенька, нынче никто уж петушиные не использует. Теперь все больше страусиные в ходу. Лосось до них охоч, прямо сам на крючок идет, не глядя. Так что вы, любезнейший, свои петушиные-то перья уж замените. А то не наловите ничего.
– Да что вы такое говорите? – перебивал другой г-н. – Фазанье перо не в пример лучше страусиного, оно и ярче, и прочней. Лосось от него ну прямо млеет. – Эх, да что вы понимаете, г-да! – вступал третий. – Традиция, г-да, традиция! Испокон веков наши предки живую муху применяли. Живая – она озорней и лососю любезней. А позвольте полюбопытствовать, каким вы стилем забрасываете?
