А делать-то нечего: уж больно велика охота пользоваться петушиным спросом. Так что через знакомых Цесарок договорилась наша г-жа – организовали ей аудиенцию на наивысшем уровне. Какие аргументы привела г-жа Курица – нам неведомо, но несколько фазаньих и (главное!) одно бесценное павлинье перо она таки получила.
И вот настал день потенциального триумфа: появилась на насесте наша г-жа, вся в пух и перья разряженная. С одной стороны она – бурая, с другого бока – оранжевая, местами – как Куропатка, фрагментами – словно Перепел, крыльями – чистый Фазан, и главное – из хвоста аж метровое павлинье перо торчит! Апогей роскоши и триумф престижа в одном лице! Не было еще шикарней Курицы в курятнике! Многие конкурентки от зависти попадали с насеста, а некоторые в панике перестали нестись [93] . Так что уселась она в первом ряду, растолкав роскошными перьями прочих демократичных, а те жмутся по углам: типа, куда уж нам, таким непрестижным? Сидит, потребителя ждет, распушилась, нахохлилась, гордо смотрит сверху вниз.
Чу! Идет потребитель! Пришел! Увидел! Победит? Как бы не так. При виде нашей г-жи г-н Петух чуть в глубокоэстетический обморок не свалился. А как не потерять свое потребительское сознание от такой красоты? Ну, сознание усилием воли он себе вернул, а на г-жу Курицу от восторга даже и глядеть не в силах. А та уж и так повернется, и этак, то одним пером махнет, то другим поведет, то третье расправит… Извертелась вся, себя предлагая.
И что бы вы думали (а вы ведь что-то думали наверняка)? Походил г-н Петух вокруг г-жи Курицы, походил, походил…
И вдруг как бросится от нее прочь к другим и ну их употреблять, а на г-жу уже и не смотрит. Квоту исчерпал и ушел (а может, улетел).
Г-жа Курица с горя себе перья свои нарядные повыщипала, даже несколько собственных не пощадила, но вовремя одумалась: жизнь-то не кончилась, а как г-н Петух на голую Курицу посмотрит, это еще неизвестно.
Долго ли, коротко, но постепенно все у г-жи наладилось: иногда и на нее был спрос, а что она такого придумала, чтобы спрос активизировать, – о том совсем другая притча. Но про перья г-жа старалась больше и не вспоминать.
А один раз, в момент потребительской близости, г-н Петух ей признался, что положил на нее глаз уже тогда, когда г-жа перепело-куропаткой нарядилась, но подойти не осмелился, опасаясь, что слишком она для его скромных потребностей слегка шикарна и оказалась тут по недоразумению. А уж когда в ход пошли фазано-павлиньи завлекалочки, то и вовсе решил, что подвох какой-то тут имеется: что такой элите среди куриц делать? Не того поля ягода, не того насеста птица. Либо это сумасшедшая фазаниха, либо это павлиниха бракованная какая-нибудь.
В любом случае, нанесла г-жа много яиц, жили они с г-ном долго и счастливо и умерли в один день от птичьего гриппа. А курятник все равно потом заменили инкубатором.
Даже и не спрашивайте, почему в курятнике не появились сионские близнецы. Сами понимаете, не тот это случай, да и аудитория не та. Жизнь иногда сама все по местам расставляет, без консалтинга на аутсорсинге.
Смысль: А смысль сей притчи в том, что не рядись в дорогое, если хочешь, чтобы тебя недорого купили. Даже всяк сверчок знает свой шесток, а уж курице и подавно надо ориентироваться в адекватном представлении себя потребителю. А то ведь не употребит.
Чем бы душа ни тешилась, лишь бы утешилась Притча девятая, ориентальная – о рекламе для себя
Один г-н был султаном [94] . В не самом большом, но довольно крепком и достаточно богатом султанате. Владения – в меру обширные, ровно настолько, чтобы удобно было контролировать, дворцов – умеренное количество, ровно столько, чтобы регулярно в них пребывать, казна – достаточно богатая, ровно такая, чтоб тратить и не жалеть, гарем – разумной численности, ровно такой, чтобы… Ну да ладно, чего там – все у него было, у этого султана. Полный штат: включая евнухов и конюхов, верблюжатников и ослятников [95] , визирей и провизоров, глашатаев, пленных иноземцев и добровольных экспатов [96] , маникюрщиц-педикюрщиц, банщиц-массажисток, наложниц на коммерческой основе (это помимо гарема и массажисток), общественных советников и серых кардиналов [97] .
Вроде бы и всё у него было, да не совсем всё. Не было у него одной простой, но важной вещи – довольства собой у него не было. И как следствие – не было у него твердой уверенности, что своему народу он люб, мил и необходим. И не было у него уверенности, что он достаточно мудро руководит своим народом и что народ втихаря не подыскивает ему замену, из подполья организовывая какой-нибудь референдум или (страшно подумать) восстание.
Так вот и возлежал в покоях, но без покоя, наблюдая за танцами гладких и нежных животов наложниц своих, но без радости.
Тут на сцену (где танцуют животы) выходят давно не появлявшиеся сионские близнецы, по счастливой неслучайности временно работавшие главными визирями в администрации г-на султана, и живо так интересуются (параллельно дуя в усы): какая беда омрачила светлое г-ново чело настолько, что никакими животами не вылечить.
– Есть у меня смутное подозрение, что я непопулярен в народе, – отвечает г-н султан. – Что я позабыт, позаброшен [98] (в переносном, конечно, смысле) электоратом своего султаната.
– А кто ж тогда популярен? – удивляются сиамские мудрецы. – Конкурентов-то у вас нету на внутреннем рынке! Одни внебрачные наследники, но они не в счет – слишком малы, да и слишком многочисленны, чтобы конкуренцию составить. Соседние султанаты войны не планируют, так что и с внешней политикой все о'кей. И вообще лукавить не стоит: никакого электората в вашем султанате отродясь не бывало – вы ж абсолютный монарх! – Так-то оно так, – грустно вздыхает г-н султан.
– Но все же маетно мне и не сладостно [99] .
– Будем развеивать, – заявляют сионские близнецы.
– Диагноз ясен, средства у нас проверенные, так что вы, г-н султан, вот тут смету подпишите и всю заниженную самооценку у вас скоро как рукой снимет. Лечение проведем в три этапа: сначала наглядной агитацией, то есть наружно-визуальной рекламой, потом в эфир пропаганду запустим, ну и PR-мероприятия кое-какие осуществим.
– И что, поможет? – жалобно вопрошает г-н султан.
– Да вы подписывайте, подписывайте, – ласково настаивают сиамские мудрецы.
– А что, подешевле нельзя? – почти обреченно вопрошает г-н султан.
– А подешевле – никак, – уже не так ласково настаивают сионские близнецы.
– Это почему так? – уже совсем безнадежно вопрошает г-н султан.
– Если дешевле, то не поможет, – сказали, как отрезали, сиамские мудрецы.
– Эх, карман, карман ты мой дырявый… – запел г-н султан очередную цитату [100] и подписал смету.
– А теперь отправляйтесь-ка спать, – говорят ему близнецы. – Утро вечера мудренее, а реклама любой депрессии сильнее.
Наутро просыпается г-н султан, окидывает свое состояние [101] внутренним взором и никаких позитивных эффектов не обнаруживает. «Обманули мудрецы, зашухарили всю малину [102] », – думает г-н султан и уже собирается вызвать мамелюков с ятаганами [103] , но тут царственный (и уже внешний) взор его обращается к окну. И в окне г-н султан видит дворцовую площадь, а поперек площади полощется полотнище, на коем золотой вязью написано «СЛАВА Г-НУ СУЛТАНУ!».
