— Да. Сережа работал в службе безопасности. У него было разрешение. — На глазах Анны Александровны вновь выступили слезы. — Церковь отказалась отпевать моего сына. Вы ведь знаете: самоубийство — тяжкий грех. Только какой же он был грешник? Я понимаю — убийца или насильник. Вот это грешники. А Сережа… Он ведь за всю жизнь слова дурного никому не сказал.
Анна Александровна промокнула глаза платком.
Кремнев не решился прерывать ее молчание.
— В тот вечер, — продолжила Анна Александровна, задумчиво глядя в окно, — Сережа пришел домой поздно. Он был страшно чем-то расстроен. Виду не подавал, но я-то видела. Я попробовала его расспросить, но он только отмахнулся. Сказал, что ужасно устал и хочет спать. Поцеловал меня в щеку и пошел к себе в комнату, но на полпути остановился и сказал: «Мама, не думай ни о чем. Все будет хорошо». Потом улыбнулся — грустно-грустно — и добавил: «Спокойной ночи». Господи, если б я только знала, что он задумал!
Анна Александровна прикрыла глаза, а когда открыла, они были почти сухими.
— Минут через десять раздался выстрел. Когда мы с отцом вбежали, Сережа был уже мертв.
Несколько минут они сидели в полном молчании. За окном начался дождь. Кремнев отодвинул от себя чашку.
— Скажите, Анна Александровна, а он не оставил предсмертной записки?
Женщина покачала головой:
— Нет.
— Вы сказали, что Сергей работал в службе безопасности?
— Да. Сережа не мог долго сидеть без работы. Это у него от отца. Через три дня после увольнения из Управления он поехал на какую-то встречу, а когда пришел домой — сказал, что с завтрашнего дня работает в службе безопасности. Фирма называется… дай Бог памяти… «Имярек Консалтинг».
— «Имярек Консалтинг», — повторил Егор, чтобы покрепче запомнить. — Анна Александровна, а вы не знаете, чем занимается эта фирма?
Женщина пожала плечами.
— Я не знаю. Сережа не рассказывал, а я не допытывалась. — Она показала глазами на чашку, которую сжимал в руках Егор. — Пейте кофе, а то остынет.
Кремнев покорно отхлебнул из чашки. Помолчал с полминуты и, чувствуя себя полным подонком, продолжил допрос:
— Анна Александровна, а на похороны кто-нибудь из них пришел? В смысле — из сотрудников этой фирмы?
— Нет. Только венок прислали.
— Понятно. Скажите, а как он жил в последние дни? Ну, знаете, может быть, он нервничал? Или как-то необычно себя вел?
— Необычно? — Анна Александровна задумалась. — Да нет. Ничего необычного не было. Он был немного рассеян, но я думала, что это из-за перемен в жизни. Ведь не каждый день меняешь работу, правда?
Егор кивнул:
— Вы правы. Кстати, а что он рассказывал про свое увольнение?
— Ничего не рассказывал. Сказал только, что ему там неинтересно. Что там все совсем не так, как он себе представлял.
— Анна Александровна, простите мне мою назойливость. Как вы думаете, почему Сергей сделал это? Почему он решил… уйти из жизни?
— Не знаю. Честно говоря, я надеялась, что вы мне поможете это понять.
— Увы, — вздохнул Егор. — Вы ведь сами сказали, что Сергей был скрытным. Мы с ним никогда не общались на личные темы.
Кремнев поднял со стола чашку, но так и не донес ее до рта. Внезапно он понял, что его так мучило. «Какой же я дурак», — с горечью подумал Егор. А вслух сказал:
— Анна Александровна, вспомните, пожалуйста. Несколько недель назад Сергей летал в Италию…
— Да, я помню, — кивнула женщина. — Он объяснил, что это было что-то вроде экстрадиции.
— Вы не помните, в каком настроении он тогда был?
Анна Александровна подумала, потом пожала плечами.
— Я помню, — произнес за спиной у Кремнева хрипловатый мужской голос.
Егор обернулся.
В дверях кухни стоял невысокий кряжистый мужчина лет пятидесяти. У него было слегка одутловатое красное лицо с большим обвисшим носом. Маленькие заплывшие глазки смотрели сердито.
— С кем имею честь? — спросил мужчина, сдвинув косматые брови.
— Мишенька, это коллега нашего Сережи! — сказала Анна Александровна.
— Егор Кремнев, — представился Кремнев, вставая и протягивая мужчине руку.
— Бегунов Михаил Сергеевич, — неохотно произнес мужчина.
Ладонь у Бегунова-старшего была мягкой и влажной. Он оглядел Кремнева презрительным взглядом и недовольно фыркнул.
— Явились, значит. Пьете кофе, выпытываете… А где вы раньше были?
— В каком смысле? — не понял Егор.
— В прямом, — рявкнул мужчина. — Где вы были, когда вашему коллеге Сергею Бегунову нужна была ваша помощь?
— В чем же должна была заключаться моя помощь? — недоуменно спросил Егор.
— В чем? — Мужчина оскалил крупные белые зубы. — Слыхала, мать? Он еще спрашивает, в чем. Это ведь, кажется, вы работали с Сергеем плечом к плечу? Во времена моей молодости…
— Миша, — укоризненно произнесла Анна Александровна.
— Да ладно тебе, мать! — Михаил Сергеевич горько вздохнул. — Нынешние люди толстокожи, их ничем не прошибешь. — Он вновь повернулся к Егору. — Не знаю, как сейчас, но во времена моей молодости у старших было принято присматривать за молодыми. Помогать советом, указывать на ошибки. А вы?..
Михаил Сергеевич вздохнул.
— Допивайте свой кофе и проваливайте отсюда ко всем чертям, — угрюмо договорил он. — И если я еще раз увижу здесь вас или кого-нибудь из ваших «коллег», я…
— Миша! — вскрикнула Анна Александровна. — Немедленно прекрати!
Михаил Сергеевич посмотрел на жену долгим усталым взглядом, затем резко развернулся и тяжелой поступью вышел из кухни.
На ладонь Кремневу легли сухие теплые пальцы.
— Не обращайте на него внимания, — тихо, с извиняющейся улыбкой на тонких губах, произнесла Анна Александровна. — После смерти Сережи он совсем не в себе. — Она вздохнула и произнесла, глядя куда-то мимо Егора: — Мы теперь оба не в себе.
Егору захотелось сказать женщине что-нибудь доброе и утешительное.
— Анна Александровна… — начал было он.
— Простите, — оборвала его женщина. — Я не могу больше об этом говорить. Я думала, что смогу, но это выше моих сил. — Она убрала ладонь с его руки и повторила: — Простите.
4
Забравшись в машину, Кремнев тут же позвонил генералу Уколову.
— Николай Георгиевич, я поговорил с матерью Сергея.
— Как она себя чувствует?
— Неважно.
— Ее можно понять. Что удалось узнать?
