— Ты закончила? — осведомился он.
На часах Николь стрелка приближалась к двенадцати.
— Нет, но я должна идти. Сегодня мы устраиваем прощальный праздник для туристов, я буду подавать обед. — Николь только сейчас осознала, что начисто забыла о своих первоначальных планах. — Кроме того, — добавила она, глядя ему в глаза, — мне надо покормить ребенка.
— Какого еще ребенка? — Генри обалдело уставился на нее.
— Джонни. — Она вызывающе вздернула подбородок. — Моего сына.
Воцарилось гробовое молчание.
— Освальд говорил мне, — растягивая слова, начал Генри, — но я подумал, это его очередная фантазия…
Сейчас он впервые испытывал болезненную ревность, горькое раскаяние в том, что когда-то отказался от Николь. Поздно… слишком поздно.
— Джеймс с тобой говорил? — Николь выглядела озадаченной.
— Представь себе. Месяц назад я позвонил ему. Хотел узнать, как ты поживаешь.
— Джеймс не передавал мне.
— Он сказал, что ты переселилась в его квартиру.
— Но в этом нет никакого криминала. Зачем было снимать квартиру, когда у Джеймса пустует пять комнат. Ведь мы с ним друзья.
— Верно.
— Это его сын? — Генри повернулся к Николь спиной и отрывисто промолвил: — Извини, я хочу остаться один.
Она широко распахнула глаза. Да… не соскучишься. Что за вздор несет наш «папочка»?
— Иди, — повторил Генри, — обхаживай ребенка и гостей.
— А, прекрасно, я уже ухожу. — Едва различая окружающие предметы, Николь поплелась к двери. — Чао.
— Счастливо, — с бесстрастной интонацией произнес Генри.
3
Николь сочувственно посмотрела на Диану, в немом отчаянии сидевшую напротив Ханса Рутберга. Существует верный способ позабыть на время о собственных проблемах, с грустью размышляла Николь, — стать свидетелем чужого горя.
Она провела «белую ночь», пытаясь осмыслить дикое поведение Генри. К счастью, малыш спал на редкость спокойно и долго. Поднялась Николь около половины одиннадцатого: быстренько приготовила яблочное пюре и манную кашу, а после завтрака, поручив ребенка Луизе, принялась за генеральную уборку. Но едва собралась навести порядок в баре, как перед ней предстал напомаженный Рутберг и попросил немедленно обсудить общую проблему, что несказанно обрадовало ее: наконец-то разрешились денежные затруднения. Однако спустя пять минут долгожданная сделка лопнула как мыльный пузырь.
— Вы не имеете права! Вы… — Диана даже захлебнулась от возмущения и умоляюще посмотрела на Николь. — Ведь он не может так поступить, правда?
Николь сочувственно сжала руку компаньонки. Бедняжка теряла самообладание при первых же сигналах бедствия. Она имела обыкновение советоваться с Майклом по любому поводу, а теперь во всем полагалась на его племянницу. Увы, сейчас моральной поддержки недостаточно, но Николь не совладать с этим прохвостом в одиночку.
— Еще как могу, — заверил Ханс и брезгливо смахнул пылинку со стерильно чистого лацкана коричневого пиджака. — Выкладывать кругленькую сумму за ваши ветхие лачуги — увольте!
Диана совершенно растерялась от столь откровенной наглости.
— Но вы…
— Соглашайтесь, или я умываю — руки. — Бронзовая от загара физиономия Рутберга расплылась в улыбке.
— «Причал» очарователен на свой лад, и окрестные пейзажи восхитительны, — вступилась Николь. — Коттеджи придется подремонтировать, но в целом…
Ханс прервал ее нетерпеливым жестом.
— Я приду завтра. — Он зашагал прочь, но Николь догнала его.
— То, что вы делаете, подло! — жестко отчеканила она.
Рутберг многозначительно подмигнул «милашке».
— Бизнес есть бизнес.
— Это не бизнес, а надувательство, бесчестное и противозаконное!
Он обхватил ее за талию и притянул к себе.
— Право же, моя прелестная леди, не стоит принимать все так близко к сердцу.
У него была цепкая хватка — не отобьешься. Ханс вплотную прижал ее к груди, и Николь брезгливо поморщилась от приторного запаха мужского одеколона.
— Уберите руки, — приказала она низким, срывающимся от возмущения голосом.
— Дорогая…
— Уберите сейчас же!
Скабрезно осклабившись, Рутберг позволил ей высвободиться.
— Я хочу, чтобы мы были друзьями, — заявил он, расправляя розовый галстук, подобранный в тон рубашки цвета расплавленной карамели.
— А я настаиваю, чтобы вы играли по правилам, — гордо ответила Николь.
— Уж не вы ли сочините свод этих самых правил?.. К вам посетитель, а я приду завтра узнать ваше решение. — Он указал на темно-синий джип, припаркованный во дворе за спиной Николь, и удалился.
Николь в бессильной злобе смотрела ему вслед. Она обещала дяде позаботиться о его подруге, а вместо этого допустила, чтобы Диану одурачили, и теперь той грозят крупные неприятности.
Отреагировав с некоторым опозданием на слова Ханса о посетителе, она обернулась и увидела Генри, идущего ей навстречу по аллее. Николь полагала, что он не захочет часто появляться на людях и уединится в Кинге-Хаусе, но не тут-то было… Казалось, он даже не слишком опирается на трость, вальяжно поигрывая ею. Рукава белоснежной рубашки закатаны чуть повыше локтей, светло-голубые джинсы, темные очки в элегантной оправе — его одеяние кажется куда более уместным, чем пижонский костюм Ханса Рутберга.
Николь помассировала виски: от бурных утренних впечатлений накатывала тупая пульсирующая боль. Очередное выяснение отношений окончательно доконает ее — лучше бы в данный момент Генри находился у себя на вилле.
Но глядя, как тяжело ему взбираться по ступенькам, она поспешила на помощь.
— Мне не нужна нянечка, — сказал Генри, хватаясь за деревянную балюстраду. Он улыбался, но Николь язвительно подумала, что с ним надо обращаться бережливо, как с хрустальной вазой.
Генри снял очки и сунул их в верхний карман рубашки.
— Что это за субъект, с которым ты обнималась? — осведомился он.
— Ханс Рутберг…
— Тот, что покупает «Причал»? Ты, кажется, расхваливала его незаурядные внешние данные? Да он похож на смазливого накрахмаленного актера из мыльной оперы. Но, вероятно, такой тип мужчин тебе по душе. — Генри заметил, что Диана понурилась и плечи ее вздрагивают. — Что-то случилось? озабоченно спросил он.
В глазах незадачливой хозяйки блестели слезы.
— Боже мой, я пропала! — угасшим голосом сказала она.
Николь и Генри подошли к ней.
— Утром прибыл Рутберг, — объяснила Николь, — и мы понадеялись, что все уладится. Но он лишь сообщил, что назначенные цены для него неприемлемы.
