– А ведь точно! – посмотрел Шурка на Леру. – Вон у меня батя – пока курил, у нас всё время денег не хватало. А как бросил, так сразу перестал болеть и зарабатывать стал много.
– Но самое страшное не это, – грустно покивал головой старец. – Когда количество глупых частичек достигает критического[33], с тем народом, где это произошло, начинаются всякие неприятности. Народ начинает чахнуть. И если не снизить число частичек-самоубийц, народ может полностью исчезнуть. Поэтому мы и оградили курящих ослов от некурящих. В противном случае зараза распространится на всё наше племя, и оно пропадёт ни за понюшку табака.
Шурка, впечатлённый изречениями старца Иоанна, присел на корточки и нарисовал пальцем на песке квадрат. Внутри квадрата он начертал большущий крест.
– Зачем это? – не понял Лера.
Ни слова не говоря, Шурка щёлкнул пальцами, как какой-нибудь заправский фокусник, и перед ним был уже не рисунок, а бархатная попона с вышитым золочёным крестом.
– Не превратится обратно в песок? – пощупал попону Лера.
– Никогда в жизни, – заверил Шурка.
Поднял попону, встряхнул и накинул ослу на спину.
– Это вам для торжественных проповедей.
– Благослови вас Господь, – благодарно вздохнул Иоанн. – Пусть путь ваш будет долгим и счастливым.
Шурка неожиданно обнял старца за шею, что-то шепнул ему на ухо, и у того от изумления глаза полезли на лоб.
– Не может быть, – сказал он шёпотом.
– А вы попробуйте, – подбодрил его Шурка.
Лера ничего не мог понять, но тут Иоанн задрал голову и запел священный псалом. Вместо ослиного рёва из его глотки вырвалось нежнейшее сопрано[34].
– Ёлки-палки! – опешил Лера. – Ты ему голос преобразовал.
Из-за стены гетто раздались крики.
– Кто это так красиво поёт?! – спрашивали курящие ослы.
– А нельзя ли повторить?! – интересовались курящие верблюды.
Иоанн не заставил себя ждать и запел молитву о вреде курения. Не успел он пропеть и половины, как из-за стены донеслись дикий рёв, дружный топот копыт, фырканье и смачные звуки плевков. Кроме того, слышны были восторженные крики и обещания не курить больше никогда в жизни.
– Хотим быть здоровыми и красивыми!! – кричали хором ослы с верблюдами. – Мы перестанем себя убивать, только пойте нам такие прекрасные молитвы каждый день!
Под песнь Иоанна и восторженные крики курительного гетто мальчишки обошли стену и спустились в нижний город.
Нижний город
Первым, кого встретили друзья на улице нижнего города, был одногорбый верблюд.
– Дромадер Оскар, – представился верблюд, вежливо склонив голову набок.
– Захарьев Саша, – кивнул ему в ответ Шурка.
– Стопочкин Валера, – отозвался Лера.
– Какие-то странные у вас породы, – удивился верблюд. – Стопочкин, Захарьев. Не слышал о таких никогда.
– Вовсе это и не породы, а наши фамилии, – обиделся Лера. – Вы нам свою назвали, мы вам – свои.
– Фамилии? – ещё более удивился верблюд. – Да у меня фамилии сроду не было. Имя есть – Оскар, вот и всё.
– А Дромадер? – напомнил Шурка. – Вы же сами сказали: «Дромадер Оскар».
– Ха-ха-ха! – рассмеялся верблюд. – Так дромадер и есть моя порода. Это значит – одногорбый домашний верблюд.
Услышав это, друзья и сами от смущения захихикали.
– А какие ещё верблюжьи породы бывают? – поинтересовался Лера, когда Оскар хорошенько отсмеялся, отплевался и обтёр морду длинным языком.
– Всего-то три, – фыркнул Оскар, услышав опять о породах, – если не считать нары.
– Нары? – переглянулись друзья. – Тюремные[35], что ли?
– Не знаю, о чём вы там говорите, – поджал губы Оскар, – а наши нары – это очень выносливые и сильные животные. Родом они происходят от нас – дромадеров и от другой породы – бактрианов.
– Тогда это и не порода вовсе, а гибрид, – понял Лера.
– Ну да, – согласился Оскар, – каждый нар наполовину дромадер, наполовину бактриан.
– Бактриане тоже домашние верблюды? – уточнил Шурка.
– Конечно. Только у бактриан два горба, как у хаптагов.
– А это кто?
– Тоже двугорбые верблюды, но дикие – бродят себе по пустыне без всякого дела. У домашних бактриан и горбы побольше, и ступня пошире, и мозоли на коленях будь здоров. Настоящие работяги.
Рассказывая о верблюдах, Оскар вёл друзей по улицам в сторону пустыни. Нижний город располагался уступами на громадных горных ступенях. С высоты казалось, будто дети расставили на лестнице игрушечные домики.
– Мы здесь по национальному признаку живём, – сказал дромадер Оскар, когда они миновали пару кварталов.
– По национальному? – не поверил Лера. – Вы, наверное, опять про породы говорите?
– Нет, теперь про национальности.
– Какие же у верблюдов могут быть национальности?
– Ну, не скажите, – скривил свои громадные губы Оскар и кивнул в сторону ближайшего квартала. – Вот здесь живут калмыцкие бактриане, а в соседнем квартале, – повернул он морду, – казахские. А далее монгольские…
На самой обширной горной ступени располагалась городская площадь. Всё её пространство занимали рыночные ряды, в которых продавали самые разнообразные товары для верб-людов. В продуктовых лавках лежали молодые побеги саксаула[36], высились горки лука и ежовника[37], навалом лежали ветви парнолистника[38] с крупными сочными листьями, а ещё эфедра[39] и тростник в увесистых связках. Отдельно в корзинах блистали обрызганные водой листья тополя.
