Таким «внешним обстоятельством» оказался почтальон. Он зашёл в мастерскую, чтобы взять у Цахариуса плату за радио.
Пумукль забулькал от предстоящего удовольствия, услышав это. Хорошо, что машина заглушила его радостные возгласы.
Цахариус полез в карман, ничего, естественно, там не обнаружив, проверил другой, развёл в недоумении руками, похлопал рукой по всем карманам, поискал на столе — бумажник как в воду канул.
— Скорее всего я оставил бумажник в квартире, — сказал он несколько растерянно почтальону. — Если вы согласитесь последовать за мной в дом напротив, то я буду вам очень благодарен.
Почтальон согласился: всё равно надо было обойти всех жильцов этого дома.
Оба вышли, и Цахариус, заперев мастерскую снаружи, оставил ключ в замочной скважине. Он всегда делал так, отлучаясь ненадолго. Через несколько минут ключ, естественно, очутился рядом с ключами от квартиры на карнизе, а Пумукль потирал руки от удовольствия, что «внешние обстоятельства» так удачно «подыгрывают» ему.
Что происходило в доме, каждый может себе представить. Цахариус снова безрезультатно хлопал себя по карманам, ещё больше смущаясь и сердясь.
— Я схожу с ума. Вероятно, оставил ключи от квартиры в мастерской. Извините, пожалуйста, я через минуту вернусь.
Почтальон прождал не одну минуту, а, наверное, пять, тоже начал сердиться и отправился к мастерской. По двору туда-сюда бегал покрасневший и растрёпанный Цахариус, заглядывая во все углы. Увидев почтальона, он закричал:
— Вы же можете подтвердить, что я оставил ключ в замочной скважине? Теперь исчез и этот ключ!
— Я не имею понятия, где вы оставляете свои ключи, — сухо ответил почтальон.
— А может, я взял его с собой и выронил по дороге? — Цахариус так разнервничался, что его начало трясти. — Теперь я не могу попасть ни в мастерскую, ни в квартиру. Такого со мной ещё никогда не случалось.
— Теперь вам остается только одно — вызвать слесаря, — предложил почтальон.
— У меня нет ни пфеннига[1], чтобы позвонить; бумажник ведь лежит в квартире.
Почтальон давно знал Цахариуса как порядочного человека, поэтому одолжил ему денег на телефон и пообещал зайти ещё раз завтра.
— Успокойтесь, всё найдётся. И у меня бывают такие дни, как будто кто колдует, — сказал он на прощание.
— Это верно, — пробормотал токарь, — сначала какой-то незнакомец пытается разыграть меня рассказами о домовом, а теперь… как будто и правда домовой тешится. Но делать нечего, придётся звать слесаря, пойду звонить своему знакомому Бернбахеру.
Услышав это, Пумукль чуть не слетел с оконного карниза, поспешив за Цахариусом к телефонной будке.
Представившись и ещё ничего не успев сказать, токарь услышал как Бернбах громко расхохотался:
— Значит, Эдер был у тебя?! — проговорил он сквозь смех. — Жаль, что я не видел этого, но ты мне должен всё рассказать.
Но Цахариус и не думал смеяться вместе с ним.
— Да, твой чудной знакомый был здесь, и теперь у меня происходят странные вещи.
Бернбах снова расхохотался:
— Ты ещё скажи, что у тебя тоже поселился домовой.
— Я не скажу этого, но я не могу попасть ни в квартиру, ни в мастерскую. Приезжай срочно с инструментами, мне надо ещё сегодня закончить заказ.
— Я должен приехать к тебе? Нет, со мной первоапрельская шутка не пройдёт!
— Это не шутка, ты мне действительно должен помочь, — Цахариус начинал терять терпение.
— Я не так наивен, как Эдер, чтобы поддаваться первоапрельским уловкам.
— Я тебе даю честное слово, что стою на улице и не могу открыть дверь в квартиру и мастерскую. Если это окажется шуткой, я куплю тебе бутылку хорошего вина!
Это заверение показалось Бернбаху достаточно убедительным, и он пообещал немедленно приехать.
Цахариус ждал слесаря на улице. Они вместе отправились к мастерской. И что они увидели? Ключ торчал в замочной скважине!
Цахариус потерял дар речи. Заикаясь и повторяясь, он пробовал убедить друга, что ключа не было, когда он звонил. Но тот, рассерженный, направился к машине, напомнив об обещанной бутылке.
В то время как Цахариус искал в мастерской ключ от квартиры, Бернбах обыскивал свои карманы в поисках ключей от машины. Он обошёл машину вокруг и снова вернулся к мастерской в надежде найти ключи по дороге.
— Ага, мне ты не верил, что я не могу найти ключ, а теперь сам ищешь, — воскликнул Цахариус, увидев слесаря и узнав, в чём дело.
Ключа тот, конечно, не нашёл и решил открыть машину с помощью проволоки и отвёртки.
Изрядно повозившись, он всё-таки открыл машину и таким же образом попробовал её завести. Это ему тоже удалось. Но как только машина тронулась с места, пронзительно взвыл гудок. Из окон ближайших домов выглянули люди, а прохожие останавливались, чтобы узнать, в чём дело. Все давали хорошие, но, к сожалению, бесполезные советы, ведь, никто не мог видеть, что на клавише гудка сидел сияющий Пумукль.
— Вы должны вытащить предохранители! — старался перекричать сигнал один прохожий.
Этот совет показался Бернбаху разумным, и он решил последовать ему.
Надо заметить, что предохранители — это очень маленькие детали, вытащив которые можно заставить умолкнуть гудок, даже если на нём кто-то сидит. Но дело в том, что эти маленькие детали очень легко могут выскользнуть из рук и затеряться. Что и случилось. (Конечно же, не без помощи Пумукля.) Сигнал не работал, но теперь не включались поворотники и фары.
Бернбах отправился к телефонной будке и набрал номер механика Шмита. Когда тот услышал, что слесарь просит его приехать на Бременскую улицу, реакция у него была такая же, как и у самого Бернбаха полчаса назад.
— Ах, вы и меня хотите разыграть! Это у вас не выйдет! С Эдером такие шутки проходят, но не со мной!
Теперь настала очередь Бернбаха убеждать и обещать вознаграждение, если это окажется розыгрышем.
Шмита было не так-то просто уговорить. Лишь обещание получить ящик пива подействовало, и механик согласился приехать.
Было бы лишним рассказывать, что Шмит сразу же обнаружил предохранители, а гудок и не думал давать самовольные сигналы.
Теперь уже никто не знал, кто кого разыграл: каждый уверял, что говорил правду. Все были в не очень-то хорошем расположении духа, никто и не пытался шутить. Лишь Пумукль был в самом, что ни на есть, прекрасном настроении. Он удобно устроился на заднем сидении машины Бернбаха, с которым ему было по пути, и всю дорогу крепко сжимал в обоих кулачках ключи: один — от квартиры токаря, другой — от машины слесаря.
