— Что может быть лучше хорошего воскресного завтрака, — сказал папа, рыгнув, и похлопал себя по животу.
Уилл, перехватив мой взгляд, одними губами выговорил: «Лучше в нас, чем в таз» — одновременно с папой, который произнёс то же самое вслух. Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.
Папа нахмурился:
— Опять хохмишь?
— Что мне, делать нечего?
Уилл встал, сказал:
— С вашего разрешения. — И двинулся к двери.
— А ты не хочешь помочь матери вымыть посуду? — спросил папа.
Уилл остановился.
— Помочь матери?
Слово ещё долго звенело в воздухе, когда Уилл уже вышел за дверь.
Мама сказала:
— Я и сама справлюсь.
Папа потянулся и снова рыгнул.
— Ну и объелся же я, — сказал он, как будто его кто-то силком заставил все это слопать. — Пожалуй, пойду протрясусь. Да, прогуляемся, Айрис?
— Мне ещё нужно помыть посуду.
— Подождёт твоя посуда. Пошли, нагуляешь себе розочки на щёчках, — сказал папа.
— Ну хоть поставлю отмокать кастрюли и сковородки, — сказала мама, собирая тарелки со стола.
— Ох, если все так сложно, тогда не надо, — сказал папа и хлопнул меня по плечу. — Давай, Фиалка. Ты-то не откажешься от прогулки, доченька?
Мне совершенно не хотелось гулять. Но и мыть посуду с мамой тоже не хотелось. Да и торчать в одиночестве у себя в комнате. Хотелось побыть с Уиллом. Но если сунусь к нему, он, скорее всего, пошлёт меня куда подальше. И потом, я ведь приняла решение.
Я схватила куртку и пошла с папой.
— Вот и умница, — обрадовался он. — Пойдём в парк, что ли?
Когда я была маленькая, он часто меня туда водил. Мне страшно нравились цветы, особенно кувшинки на декоративном пруду. Я ложилась на живот прямо в траву и представляла, как феи Кувшинок перепрыгивают с одного плоского листа на другой. Сейчас все это безнадёжно ушло в прошлое, но папа до сих пор пытается обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Удивительно, что он не захватил с собой пакет с хлебом, чтобы покормить уточек.
— Хочешь покачаться? — Он приостановился у детской площадки.
Это было шуткой только наполовину.
— А как же!
Папа взял мою руку и стал раскачивать её, словно качели.
— Как нам с тобой бывало весело, Филь. — На его покрасневшие глаза навернулись слезы. — Жаль, что ты не можешь навсегда остаться моей маленькой девочкой…
— Папа!
Я вырвала руку.
— Оп-ля! Извини, солнышко. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Совсем забыл, что ты у нас уже тинейджер.
— А с виду и не скажешь, да? — спросила я с горечью.
— Ты очень хорошенькая, золотко, просто прелесть! Не переживай, скоро у тебя все сформируется. — Папа смущённо кашлянул. Потом улыбнулся: — Может, в следующий раз пойдёшь со мной на вечеринку вместо мамы? Она не очень-то любит светские мероприятия. Наверное, это не её вина, люди такие разные, но она действительно всем вокруг умеет испортить настроение. Так, может, побудешь разок моей подружкой? Знаешь, в следующем месяце намечается вечер дамского отделения общества масонов…
У меня даже мурашки по коже побежали. Я постаралась сохранить спокойствие.
— Ой, пап, зачем я тебе? Представь, в этих джинсах…
— Ты и твои чудовищные джинсы! Нет уж, дурашка, мы с тобой пройдёмся по магазинам и купим тебе самое шикарное платье.
— По-моему, пап, это не мой стиль.
Я сильно сомневалась, что он говорит серьёзно. Может быть, он и сам не был в этом уверен.
— Ну давай подождём годик-другой. — Папа взъерошил мне волосы и невесело усмехнулся: — Успокойся, никто тебя никуда не тащит.
Я покосилась на него, судорожно придумывая другую тему для разговора. Спросила, как дела на работе. Это самый безопасный вариант. Папа может часами разглагольствовать о работе полицейского, о своих битвах с идиотаминачальниками в районном управлении и о встречах с общественностью, чрезмерно озабоченной проблемой собачьих какашек. И точно, этого ему хватило на всю прогулку по парку. Я отключилась, думая о себе и об Уилле.
— Ну, а ты что скажешь, Фиалка? — вдруг спросил папа. — Как дела в школе?
— Нормально, — ответила я.
На самом деле все обстояло совсем не так. Я ненавидела школу. Мне там было очень одиноко. Всегда и везде я оказывалась третьим лишним. Уилл такой же, но ему нравится быть непохожим на других. К тому же почти все девчонки мечтают с ним встречаться.
А со мной дружить никто не хочет. Ну, нет, не совсем так. У меня есть Марни и Терри. Наверное, считается, что они мои подруги. Хотя единственное, что нас объединяет, это рост. Обе такие же мелкие, как и я. На всех школьных фотографиях мы в первом ряду, на уроках физкультуры стоим в самом хвосте, в школьных спектаклях играем маленьких детей и разных милых зверюшек. Когда ставили мюзикл «Волшебник Изумрудного города», мы все трое играли жевунов, и эта кличка прилипла. Теперь все в классе нас так и называют, будто не могут отличить нас друг от друга.
А по-моему, мы совсем непохожи. Марни толстенькая, с пушистыми светлыми волосами и очень розовыми щеками. Терри совсем крошечная, самая маленькая в школе. У неё каштановые волосы и короткая стрижка «паж». На вид ей лет восемь. Она и ведёт себя, как восьмилетняя, постоянно хихикает и устраивает глупые споры. Они обе способны десять минут подряд препираться: «Нет, ты сказала», «Нет, я не говорила».
Я в этих перебранках не участвую. И не хихикаю. И вообще почти с ними не разговариваю. Я не знаю, о чем с ними говорить, потому что нам нравятся совершенно разные вещи. Марни и Терри тащатся от новомодных певцов, плетут друг для друга «фенечки» из бисера, придумывают планировку идеальной спальни, коллекционируют плюшевые игрушки. У Марни до сих пор хранятся сто двадцать три «Beanie Babies» и по экземпляру всех зверюшек из коллекции «Manhattan toy animal». Терри собирает старых плюшевых мишек — косматых, хромоногих, одноглазых уродов, каких можно найти в самом дальнем углу благотворительной распродажи. Её комната похожа на приют бездомных медведей.
Хотя мне ли говорить об этом, когда моя собственная комната увешана феями, словно готический грот. На самом деле именно феи нас и подружили. Мы только-только поступили в седьмой класс и были ещё новичками в средней школе, нам задали сочинение на тему «Мой дом». У меня хватило глупости написать правду. Миссис Мейсон, учительница английского, заставила меня прочитать своё сочинение вслух. Мне пришлось сообщить всему классу про фею Роз, и про Воронью фею, и про весь остальной волшебный народец. Девчонки давились от смеха и в насмешку размахивали руками, словно крыльями. Я пыталась, подражая Уиллу, сохранять ироничное выражение лица, чуть приподняв одну бровь, как бы давая понять, что и сама знаю, как это смешно и нелепо — увешать свою комнату феями, но было уже поздно. В средней школе это непростительная глупость. Пусть я и сестра шикарного парня Уилла, отныне я самая жалкая малявка седьмого класса. У меня не осталось ни малейшей надежды подружиться с кем-либо из стильных девчонок. Мой удел — Марни и Терри. Они тоже не скрывали, что считают меня слегка с привихом. Но им захотелось увидеть мою населённую феями комнату, и они долго приставали, пока я наконец не позвала их к себе в гости. Меня саму один раз пригласили на чай к Терри (я жутко боялась, что угощение превратится в пикник среди игрушечных медведей), и один раз ходила с ночёвкой в гости к Марни. Марни надела розовую сорочку с рукавами-"фонариками" и розовые пушистые тапочки, Терри — ночную рубашку с мишками, а я — свою обычную просторную чёрную футболку и чёрные штанишки до колен. Кто бы мог подумать, что нам придётся провести чуть ли не полвечера в ночнушках! Я чувствовала себя совсем раздетой. Наконец я не выдержала и попросила Марни одолжить мне её розовый стёганый халатик, в котором стала окончательно похожа на клоуна.
