Дорогой К. Г.!
Сегодня мама с папой идут на вечер с танцами. Я никогда в жизни не была на танцах, если не считать школьных дискотек, а они просто ужасны. Я думала, может быть, хоть Уилл подойдёт поболтать со мной. Я понимала, что танцевать со мной он не станет, хотя дома мы, бывало, отплясывали как сумасшедшие. Но в школе Уилл делает вид, будто вообще знать меня не знает. Да и дома он теперь часто ведёт себя так, словно мы с ним незнакомы. Это после того, как он узнал. С тех пор все у нас переменилось.
Интересно, Вы ходите на балы? Я просматриваю все газеты и светскую хронику в мамином журнале «Хелло!» — вдруг попадётся что-нибудь про Вас. Я так обрадовалась, когда прочитала, что Ваша «Полночь» получила приз «Книга года» на каком-то там шикарном издательском мероприятии. Целую неделю сразу после школы мчалась к книжному магазину «W.H.Smith's», надеялась увидеть Вашу фотографию. Но на снимке оказалась женщина с длинными белокурыми волосами, она держала в руках вашу книжку и приз в виде громадного золотого пера от авторучки. Это Ваша жена? Или подружка? Она очень красивая. Повезло ей.
а вместо него подсунуть дитя-подменыш.
невероятно жадными и прожорливыми.
ГЛАВА 1
— Вы точно уверены, что справитесь? — спросила мама.
— Все будет нормально, — успокоил её папа. — Идём, а то сейчас таксист начнёт скандалить.
— Номер отеля не потеряли? — не унималась мама. — Я положила его у телефона, на всякий случай. Конечно, если действительно что-то случится, сразу же звоните в полицию.
Я сказала:
— А толку-то? Они все будут с вами на балу.
Папа показал зубы в дурацкой улыбке. Вместо повседневной тёмной безрукавки с брюками и белой рубашки на нем была такая же тоскливая выходная форма — костюм в мелкую фактурную полоску и плоёная сорочка. Обыкновенный пристёгивающийся галстук он заменил на обыкновенный галстук-бабочку. Прицепил и парадное выражение лица — ни дать ни взять бравый полицейский, мистер Плод[1]— розовый, жизнерадостный, с квадратной челюстью.
— Идём, Айрис, не тяни.
— Лучше было бы завезти их к твоей маме…
Она умолкла, судорожно перевела дух. Все мы знали, что к бабушке больше нельзя.
— Надо было нанять няню на сегодняшний вечер, — смущённо пробормотала мама.
Я сказала:
— Мам, мы уже не малые дети.
Она торопливо чмокнула меня в щеку. От неё непривычно пахло знойными духами «Джорджо» — мама купила их в аэропорту, в duty-free, когда мы ездили в отпуск. Вообще-то мама у нас совсем не такая, но сегодня она очень старалась соответствовать, надела «Вандербра», чтобы создать эффектную ложбинку в вырезе своего облегающего чёрного платья. Слишком облегающего. Когда она направилась к выходу, мне даже были видны очертания её трусиков. Мамочка скорее умрёт, чем наденет стринги.
Хотя мне ли говорить? Я-то ношу детское белое хлопчатобумажное бельё, а будь мамина воля, пришлось бы вообще ходить в беленьких носочках. Она со мной обращается так, будто мне не тринадцать, а три года!
— Уилл? Проводи нас, мы уходим! — позвала мама.
Уиллу пятнадцать лет, скоро будет шестнадцать. Уилл — мой брат. И не просто брат. Он мой лучший друг и мой самый страшный враг.
В первый раз я улыбнулась ему, когда мне было шесть недель от роду. В полгодика я постоянно тянулась к нему, просилась на ручки. Сама я ничего этого, конечно, не помню. Знаю по маминым рассказам, но наша мама всегда говорит только правду. То есть… Это мы так думали.
Все-таки я помню себя довольно рано. Помню, как сидела в коляске, а Уилл, присев на корточки, устраивал для меня целое кукольное представление. Мы разыгрывали сказку. Я была Златовласка, хотя волосы у меня чёрные, а медведя у нас было не три, а всего два. Большой Урчальник — медведь Уилла, и мой медведь — Маленький Урчальник.
Уилл в то время ещё не учился в школе, но он умел сочинять пьесы и готов был разыгрывать их целыми часами. Нет, на самом деле вряд ли часами и едва ли это были настоящие пьесы. Он просто заставлял Большого и Маленького Урчальников отплясывать передо мной, причём один из них урчал роскошным басом, а другой очаровательно поуркивал тоненьким голоском. Только и всего, но на ковре вдруг вырастал настоящий дремучий лес, а Большой Урчальник и Маленький Урчальник по-настоящему вышагивали вокруг меня на мягких лапах. Я протягивала руку, гладила их мохнатые бока и чувствовала их медовое дыхание.
После того, как Уилл пошёл в школу, мама иногда пробовала играть со мной. Это была банальная игра: «Смотри, вот Большой Урчальник, а вот Маленький Урчальник». Мишки оставались обыкновенными потёртыми плюшевыми игрушками с выпученными стеклянными глазами и вышитыми ротиками. Но стоило Уиллу вернуться домой, как они дружно поводили носами и начинали приветливо урчать. Совершенно очевидно — дело было в магии.
Ещё в раннем детстве Уилл владел не только белой, но и чёрной магией.
— Вот погоди у меня, Филька, — говорил он, если подозревал, что я оттяпала себе самый большой кусок пирога или не в свою очередь покаталась на наших общих качелях.
Ожидание — вот что было страшнее всего. Уилл всегда умел точно рассчитать момент. Обычно он выжидал, пока нас не уложат спать, а после пробирался в мою комнату.
— Большой Урчальник очень рассердился на тебя, — шептал мне брат в самое ухо. — Сейчас он откусит тебе нос! — И Уилл больно щипал меня за нос. — Он разорвёт тебя на кусочки своими острыми когтями! — Уилл царапал мне руки. — Он раздавит тебя своей толстой попой!
И Уилл плюхал Большого Урчальника мне на голову, изо всех сил придавливал игрушечного медведя к моему лицу.
Я вырывалась и пронзительно кричала. Прибегала мама.
— Бедненькой Фиалке опять приснился страшный сон. Я принёс Большого Урчальника, чтобы ей было уютнее, — как ни в чем не бывало заявлял Уилл.
Можно было бы показать маме распухший нос и расцарапанные руки, но я не осмеливалась. Мама так ничего и не узнала.
Папа часто поглядывал искоса на Уилла, но подозрительность — это у него профессиональное. Он уже тогда недолюбливал Уилла. Мы все совершенно точно это знали, только вслух никогда не произносили.
