Они зашагали в сторону Блумфилд-стрит, чтобы через сотню метров спуститься в ресторанчик «Боллс бразерс». Почти пустой зал был готов принять толпу голодных клерков. Ответив на приветствие подруг, Клаудио, менеджер, подвел их к стоявшему в углу столику и через минуту вернулся с двумя бутылками пива. Он с наслаждением проследил за тем, как Хелен единым духом опорожнила свою, принес ей новую и раскрыл блокнот.
— Бифштекс и жареную картошку, Клаудио. Две порции. — Хелен перевела взгляд на Джойс. — Когда ты вернулась из рейса?
— Вчера вечером. Должна была сегодня утром, но Брайан начал ныть.
— Где была?
— Лондон — Ньюкасл — Корнуэлл — Лондон.
— Хороший маршрут. Ну и как?
— Неплохо. В Ньюкасле посадила в кабину какого-то бедолагу, так он наговорил мне такого — не поверишь! Сказал, что у него есть приятель, фотограф, с которым они собираются сделать календарь для водителей. Предложил мне позировать. В лифчике из красной кожи, высоких сапогах и с кнутом, на капоте моего тяжеловоза. Заявил, что из меня выйдет великолепная укротительница.
— Он был прав.
Принесли заказ. Подруги набросились на еду.
— Как Дай? — Джойс имела в виду крестного отца Хелен, человека, знавшего ее лучше всех на свете.
— Отлично, — с набитым ртом ответила та.
— А Манца?
— Тоже.
Родди не интересовал Джойс. Она терпеть его не могла и привыкла делать вид, что его просто не существует.
— Что на работе?
— Все в норме. Уоллес на глазах превращается в злобного чертенка, когда издевается над бедным стажером.
— Бессердечная скотина!
— Вот именно.
Положив вилку и нож, Джойс внимательно посмотрела на Хелен.
— В чем дело, Хел? Ты прекрасно выглядишь, но на душе у тебя кошки скребут.
Хелен подняла голову, откинула со лба прядь волос.
— Ох, Джойс. Не нахожу себе места, превращаюсь в психопатку. Опять начинается старое. Я думала, проблемы остались далеко позади.
— Тебе нужен отпуск. Наплюй на все и отдохни.
— Да.
— Не понимаю. Ты работаешь пять дней в неделю, получая при этом удовольствие и такие деньги, какие за любую законную работу в другом месте никто платить не станет.
— Ты же знаешь меня — не могу сидеть спокойно. Постоянно тянет посмотреть: что там, за пределами?
— Опять собираешься на поиски отца?
— Не знаю пока. Ведь по-настоящему я его и не искала. То есть у меня никогда не было плана. Правда, плана нет и сейчас. Но появилось ощущение, будто где-то вдалеке, куда не дотянуться рукой, лежит ответ.
— Это интуиция тебя толкает?
— Да, Джойс. Надвигается нечто, я чувствую.
— Хорошее или плохое?
— Не могу сказать.
На мгновение Джойс захотелось отговорить подругу, убедить ее остаться в привычной и надежной безопасности. Но слов, которые выразили бы ее внезапные страхи, она так и не нашла.
Глава 7
С работы Хелен ушла в половине шестого, по пути к подземке размышляя о том, что поставить на стол перед Уоллесом и Родди. Самое отвратительное для повара-профессионала, более того, профессионала высшей квалификации, — это необходимость оправдать возложенные на него ожидания. То, что в течение четырех последних лет Хелен не подходила к плите, ровным счетом ничего не значило. Готовила она превосходно — почетная розетка мастера кулинарного искусства подтверждала это. Когда Хелен было шестнадцать, мать отдала ее на шестимесячные курсы кулинаров, справедливо полагая, что умение управляться с кастрюлями и сковородками даст возможность не только заработать на жизнь, но и поможет дочери завоевать сердце порядочного мужчины. Спустя годы Хелен с неохотой признала, что мать оказалась по-своему права. Розетка стала билетом на парусник, носивший символическое название «Бегство», на котором в качестве кока Хелен провела восемь восхитительных лет. Случай свел ее с Джеймсом Саважем, исполнительным директором банка Голдстайна, когда тот решил взять парусник внаем. Судьба распорядилась так, что Саваж предложил девушке попробовать себя в банковском деле.
Спустившись в подземку, она через двадцать минут оказалась на Куинсуэй и с улыбкой переступила порог «Маркса и Спенсера». В голове созрело решение: а почему бы не сблефовать? Кто от повара высшей квалификации будет ожидать ужина, приготовленного из полуфабрикатов? Хелен ходила по рядам, с удовлетворением опуская в металлическую корзину коробку с «пастушьей запеканкой», свежевымытые листья салата, слоеный рулет из яблок, заварной крем из настоящих сливок. Дай подарил ей неплохую коллекцию вин, она выберет лучшее. Стол будет сервирован веджвудским[9]фарфором, и мальчики почувствуют себя просто в раю, полагая, что ради них хозяйка часами металась по кухне. Купив для очистки совести фунт хорошей говядины, Хелен направилась домой.
Она открыла дверь, прошла в комнату, поставила на лазерный проигрыватель диск Билли Холлидэя и открыла банку «Китикэт», чтобы накормить Манци. Затем выложила купленное на стол, спрятала выдававшие ее фирменные пакеты, опустила мясо в глубокую сковородку и поставила ее на слабый огонь — пусть тушится.
В спальне Хелен переоделась в спортивный костюм и кроссовки. Потратив минут десять на заклейку шины, она проделала коротенький комплекс упражнений — чтобы разогреть мышцы — и с наслаждением вышла на улицу.
Вечерние пробежки по Кенсингтон-Гарденс[10]доставляли ей наслаждение. Одинокая женщина на улице веками представлялась желанной добычей, но Хелен ощущала себя охотником. Видимо, сказывались какие-то древние гены. Понимая, что темнота должна будить в ней хотя бы смутные опасения, Хелен никогда не испытывала страха, не старалась держаться ближе к фонарям. Айкидо, безусловно, являлось надежным оружием, однако имелось и нечто другое. Годы назад она научилась любить ночь, с удовольствием вызываясь постоять на вахте, побыть наедине с бескрайним водным простором и яркими звездами. Ночь стала ее другом, стала царством, где можно спастись от чужих глаз, быть свободной.
Хелен бежала по направлению к пруду. На тихой глади не было видно птиц, они куда-то улетели. Обогнув небольшой водоем, она поднялась по травянистому склону к крытой медными листами ракушке, где любили летом играть музыканты. С дорожки Хелен вновь свернула к деревьям. Ей казалось, что вокруг не огромный город, а уютное поместье Дая где-то в Уилтшире. Даже отдаленный шум машин можно было при желании представить себе приглушенным ревом реки.
