— А тебе не кажется, что ты до сих пор слишком усердствуешь, пытаясь произвести на него хорошее впечатление?
— Я всегда буду усерден и буду пытаться произвести на него впечатление, потому что знаю свою работу и уверен в своих способностях. Я делаю это не из чувства страха или зависимости. А как насчет тебя? — Он неожиданно перевел разговор на нее.
— Что насчет меня?
— Почему ты сразу не переехала в Калифорнию со своей матерью?
— Моя мать вышла второй раз замуж, а мне страшно захотелось самостоятельной жизни и свободы.
— Свободы? — многозначительно спросил он.
— Не в том смысле. У меня вообще еще не было серьезных отношений с мужчиной.
Странно, за четыре года он ни разу не слышал, чтобы она говорила о том, что у нее кто-то есть. Но ведь он и не спрашивал. Ему и в голову не приходило спросить об этом, и, надо полагать, потому, что это было не его делом.
— У тебя было счастливое детство?
— Да. Я была единственным ребенком, и меня баловали, — отряхивая пыль с рук, ответила она.
Глядя на нее, стоявшую в луче солнца, пробившегося сквозь жалюзи, он снова был потрясен ее естественной красотой. Она была очень хорошо сложена и даже без косметики выглядела чудесно. Он вспомнил, что уже не в первый раз за это утро заглядывается на нее. Она была пределом мечтаний каждого мужчины.
Он удивлялся, почему до сих пор не замечал этого и почему теперь не мог оторвать от нее глаз. Если бы она знала, с какими мыслями он теперь наблюдает за каждым ее движением и наклоном, она наверняка оскорбилась бы.
— Уже половина второго, — сказал он, переведя взгляд на часы, — пора обедать. Где бы ты хотела поесть?
— Мне все равно, — равнодушно ответила она.
— Нет. — Он покачал головой. — Так нельзя. Я должен беречь тебя, как драгоценность, потому что ты так много делаешь для меня, хотя я вовсе этого не заслужил. Я не могу принимать это как должное.
— Спасибо, — тихо поблагодарила она.
К своему великому удивлению, Кеннет заметил, что ее глаза наполнились слезами. Она часто заморгала, пытаясь смахнуть их, но они упрямо застыли в глазах.
У него перехватило дыхание. Эти слезы и ее тихое «спасибо» пробудили в его сердце чувство глубокого сожаления о том, что раньше он так грубо и бестактно обращался с ней. Но, более того, ему снова захотелось поцеловать ее. И до чего трудно было удержать себя от этого!
Он сделал глубокий вдох и отвернулся от нее. Ему казалось, что, глядя на ее ангельское личико и дивные глаза, наполненные слезами, он не устоит и поцелует ее. А этого делать не следовало. Не только потому, что она уезжала, и не только потому, что он был намного старше ее. Нет. Она жила теперь в его доме, она спала в его доме, и если бы он осмелился поцеловать ее, то поставил бы и себя, и ее в неловкое положение.
Он повез ее обедать в тихий и уютный ресторан, где никого не смущала их простая одежда. Эллен оживленно рассказывала ему о своем детстве, о том, как ее баловали, а он, слушая ее истории, удивлялся тому, что испытывает муку. Ему было мучительно находиться в обществе этой очаровательной девушки, которой он не мог обладать.
— Мой двоюродный брат Джон до сих пор напоминает мне, как я закатывала истерики, когда хотела получить добавочную порцию содовой, — продолжала говорить она.
— Забавно, — сказал он без малейшего оттенка веселости.
Его голос прозвучал монотонно и почти печально. Скорее, даже подавленно. И на это были свои причины. Он только сейчас обнаружил, какой веселой и милой она была. Но он понял это слишком поздно, потому что она уезжала.
Однако Кеннет сделал усилие, пытаясь преодолеть грусть. Он не должен давать волю грусти, потому что может сойти с ума. Однажды он уже позволил чувствам захватить его, и это чуть не разрушило всю его жизнь. Смешно. Эта девушка уезжала, чтобы получше устроить свою жизнь, чтобы жить со своими родными. Он понимал это, потому что сам переехал в Финикс, чтобы быть поближе к родственникам. Он не должен останавливать ее.
Допивая свой кофе, он поклялся себе не выходить за рамки обычного общения с ней, чтобы она ни в коем случае не догадалась, что причиной его странного поведения было сильное влечение к ней. Теперь, когда он признался себе в этом, ему было легче отстраниться от своего влечения и вести себя как подобает. Он должен относиться к ней, не примешивая личного интереса. Так же, как он делал это прежде.
На обратном пути из ресторана, сидя в машине, Эллен начала догадываться, почему Кеннет так странно вел себя. Она вспомнила, как он смотрел на нее. Похоже, ему снова пришла в голову мысль поцеловать ее. Утром он сказал, что ценит ее, а за обедом был необычайно внимателен.
Казалось, что он наконец-то понял, что она ему нравится.
Но она уезжала.
Одна половина ее души кричала от отчаяния, а другая пыталась урезонить и успокоить первую. Да, он понял, что она ему нравится. Да, он мог осознать, что они созданы друг для друга. Но она не могла изменить свои планы, полагаясь только на выражение его лица и на свои догадки.
Она хотела, чтобы он сделал что-то существенное, основательное, что могло бы заставить ее переменить свое решение и остаться. Докажи он, что все ее предположения верны, и тогда она будет полной дурой, если оставит его.
Но для этого он должен что-то сделать. Что-то очень явное, что было бы трудно неправильно истолковать.
Теперь она поймала себя на том, что пытается обнаружить какой-нибудь знак, подтверждающий ее предположения. Это означало, что она снова вела себя так же, как последние четыре года, — ждала какого-нибудь знака от него. И это, само по себе, не предвещало ничего хорошего.
Они вошли в здание компании, так и не обменявшись ни единым словом. В лифте он спросил, не боится ли она привидений, летающих по темному и тихому зданию. Она улыбнулась и сказала «нет».
Она пыталась убедить себя, что проявление внимания с его стороны было вызвано лишь ее притворным равнодушием к нему. Она должна перестать думать о нем, она должна постараться выглядеть равнодушной, чтобы он сам смог решить, чего он хочет от нее.
Когда они вошли в офис и Эллен увидела его заваленный бумагами стол, она всплеснула руками и, нахмурившись, сказала:
— Знаешь, перед отъездом я бы хотела привести в порядок твой рабочий стол.
— Неплохая идея, — согласился он.
Его голос прозвучал неестественно, как будто его мучила физическая боль. Она удивленно посмотрела на него, но он в это время уже перебирал какие-то документы. Опять в его странном голосе не было того, чего она искала.
Они стали перебирать пачки нераспечатанной корреспонденции, прошения и другие бумаги. Кеннет выбирал из пачки какой-нибудь документ, и она показывала ему, в какую папку его положить. Письма, на которые нужно было ответить, помечались номером и вносились в специальную тетрадь. Всю бесполезную информацию они выбрасывали в мусорный ящик.
