— Что именно?
— Спорт и музыку, — отвечает он.
— У тебя весь лоб в испарине, — говорит мне Сигрюн Лильерут.
— Никак не могу привыкнуть, что ты так на них похожа.
— Ничего удивительного, — улыбается она.
— Почему я не помню тебя на похоронах Ани?
— Я была беременна, и незадолго до похорон Ани у меня случился выкидыш, — говорит она, и я замечаю тревогу, возникшую вдруг в Эйрике. — Я пряталась в дальнем углу крематория, и у меня не было сил пойти на поминки.
Эйрик Кьёсен беззвучно шевелит губами, словно повторяя слова жены.
— Такое случается сплошь и рядом, — говорит он. — Никто от этого не застрахован.
Кто-то из родных уводит Сигрюн. Она с ними давно не виделась. Кузены, кузины. Троюродные братья и сестры. Она разговаривает со всеми. Эйрик Кьёсен не трогается с места.
Я нахожу уголок, где меня никто не побеспокоит. Чувствую на себе взгляды близких и дальних родственников Марианне, друзей и подруг, до которых постепенно начало доходить, что Марианне была замужем, хотя в объявлении о смерти, помещенном в газете, об этом не было упомянуто ни словом. Теперь это не имеет значения. Она жива, думаю я. Когда я смотрю на ее сестру, беседующую с родными, в ней оживают и Аня, и Марианне — в движениях рук, в улыбке, в тонких морщинках на лице.
Через некоторое время Сигрюн и Эйрик возвращаются ко мне.
— Давайте где-нибудь сядем, — предлагает Сигрюн.
Я киваю. Она внимательно за мной наблюдает.
— Почему вы забрались так далеко на Север? — спрашиваю я, верный своей привычке. Я предпочитаю говорить не о себе.
— Я там познакомилась с Эйриком. На практике в Киркенесе.
— Ничего удивительного, — вмешивается в разговор Эйрик. — Я родом из Сванвика.
— И вы живете?..
— В Пасвикдален, — отвечает он.
— На границе с Советами, — добавляет Сигрюн.
Я киваю. Какой-то бессмысленный разговор. Но через секунду ее взгляд словно открывается мне. Словно я проникаю в самую глубину ее отчаяния.
— Ты должен когда-нибудь к нам приехать, — говорит Эйрик Кьёсен. — Тебе это было бы полезно. Поохотились бы на куропаток. Поискали бы следы медведя. Съездили бы в Лапландию. Поискали бы старые золотые копи. Половили бы лосося. Ты бы дал концерт для молодежи — ей там у нас не хватает впечатлений. Они бы запомнили твой концерт на всю жизнь.
— Тебе надо отдохнуть, — говорит Сигрюн. — О тебе кто-нибудь позаботится в эти дни?
Мне хочется все ей рассказать.
— У меня много друзей, — говорю я. — Спасибо вам за внимание.
И мы расходимся. Многие хотят поговорить с Сигрюн. В интеллектуальной среде Марианне люди высокого о себе мнения. Они поднимают бокалы, пьют вино, разговаривают в полный голос. Поминки — это предлог для праздника. Я брожу по залу, ловлю обрывки разговоров. Настроение у людей заметно улучшилось. Молодой врач рассказывает своей коллеге о даче, которую он недавно приобрел в Квалере. Один из дядюшек Марианне оживленно болтает с молодым мужчиной о постановке «Мнимого больного» Мольера. Неожиданно на всю комнату раздается громкий смех. Смеется дама в очках, которая говорила надгробное слово. Медленное незаметное крещендо. Они продолжают жить. Я смотрю на их влажные губы, бегающие глаза, белые зубы, потные лбы. Смех достигает немыслимых высот. Даже мать Марианне поднимает бокал и улыбается.
Темные источники
Жанетте и Габриель ждут меня у входа в зал для поминок.
— Господи! Неужели вы стояли здесь все это время? — Я со страхом смотрю на часы.
— Не могли же мы в такой день оставить тебя одного, — отвечает Жанетте и обнимает меня за плечи.
— Я тебя раньше не видел.
— Жанетте Вигген — самая талантливая ученица в Театральной школе, — лаконично представляет ее Габриель. — Через несколько месяцев на первом осеннем спектакле ты увидишь, как она неотразима в «Гедде Габлер». Никто не умеет так красиво пускать себе пулю в лоб.
— Габриель, это не смешно!
— Все в порядке, — успокаиваю я ее.
— Мы можем пойти к тебе. Можем поехать в город и там залить наше горе, — предлагает Габриель.
— Поедем в город, — решаю я.
Я отправляюсь с ними. Жанетте идет посередине и держит нас обоих под руки. Какой я все-таки неустойчивый, думаю я. Как мячик. Летаю во все стороны. Мы едем на трамвае до Национального театра, поднимаемся наверх, и нас встречает синий июньский вечер. Габриель знает, куда нам следует пойти. В Вику, где через несколько лет будет построен новый концертный зал. На другой стороне Мункедамсвейен уже открыли подвальчик.
— Отличное место для подвальной музыки, — смеется Габриель. — Ею я и занимаюсь. Свободная музыка.
— Ты уверен, что сегодня для этого подходящий день? — спрашивает Жанетте и вопросительно на меня смотрит.
От усталости я еле держусь на ногах.
— Не позволяй ему помыкать тобой, — говорит Жанетте и пожимает мне руку. — Уйдем, когда захочешь. Мы тебя не бросим.
— Мною никто и не помыкает, — уверяю я ее, спускаясь по лестнице туда, где пахнет хлором.
— Клуб 7, — объясняет Габриель — он здесь чувствует себя как дома.
Внизу полно молодых людей: студенты, школьники, а также уже немолодые актеры и художники с проседью в волосах, в джинсах, они стоят с большими кружками в руках и высматривают добычу. Габриель здоровается направо и налево. Но он знает, куда пришел. У него есть план. Он открывает двери в темный концертный зал с низким потолком. За роялем дремлет пианист из джаза, басист и ударник пробуют вернуться к произведению, которое они потеряли по дороге. Мы проходим мимо низкой сцены, Габриель сильно хлопает пианиста по спине, тот мгновенно просыпается и тут же выдает целый каскад аккордов. Это настолько нелепо, что я не могу удержаться от смеха. Усталого, спасительного смеха.
— Что это с ним?
— Благословение и бич алкоголя. Он никогда не помнит, где находится. Я тебе говорил о Чарли Паркере. А это Декстер Гордон. Его можно посадить на сцену мертвецки пьяного, ласково погладить по щеке, и он будет играть как черт.
— Напоминает Маккоя Тайнера, — говорю я, хотя плохо понимаю, о чем говорю.
— Боже мой, ты знаешь, кто такой Маккой Тайнер? — Габриель удивлен.
— Марианне кое-чему меня научила в перерывах между песнями Джони Митчелл. — Я выпил слишком много вина, и меня качает. Мне становится больно, как только я произношу ее имя.
Жанетте читает мои мысли:
— Сестра похожа на Марианне?
— Да. И на Аню. Ее дочь. Я был к этому не готов.
