— С пациентом действительно не случилось ничего плохого. Он инвалид без ноги, и его протез застрял в стволе дерева. Мужчине нужно дать на время костыли, пока не закажут новую конечность в «Скелтон ортопедикс».
— Искусственная нога застряла в дереве… Подобный несчастный случай мог бы произойти с кем угодно, я не сомневаюсь. — Николас облокотился на спинку стула и сложил пальцы обеих рук пирамидкой. — Хотя вы выглядите виноватой, сестра Ларкин. Ну-ка расскажите, как протез инвалида застрял в дереве?
— Это был несчастный случай, связанный с санями, — сообщила она. — Сани сошли с дороги, и все закончилось тем, что они врезались в группу деревьев, растущих с другой стороны оврага. Искусственная нога полностью сломалась. Ее ступня до сих пор в дереве.
— А инвалид был одет Санта-Клаусом? — предположил Ник.
— Нет, — сердито возразила сестра Ларкин. — И пьяным в тот момент он тоже не был. Скорее всего, он пропустил рюмку или две, пока ждал.
Ник вскинул бровь.
— Давайте же, сестра, рассказывайте! Даже если здесь не замешан костюм Санты, то все равно это еще один рождественский несчастный случай, не так ли?
— Некоторым образом, — признала она, хотя говорила явно с раздражением.
Ей не нравилось, что в канун Рождества она вынуждена была работать под руководством Николаса Энтони. Ни одной медсестре не нравилось работать с ним в этот период. Они бросали жребий, кому придется выйти с доктором Энтони в последнюю смену. Именно тогда он становился наиболее раздражительным.
— И? — Его мягкий голос звучал настойчиво.
— Если вам интересно, мистер Тиммонс был в костюме северного оленя. Он привязал к шляпе ветвистые оленьи рога, но под их тяжестью веревки разболтались и шляпа сползла и надвинулась ему на глаза. Мистер Тиммонс, не видя дороги, врезался в склон и отлетел в овраг.
Ник кивнул с мрачной улыбкой.
— Я знал, что это еще один рождественский несчастный случай.
— Вы еще не устали быть правым, Эбенезер? — проворчала медсестра, выходя из комнаты.
— Вы и понятия не имеете, как я от этого устал, — тихо произнес Ник. Он совсем не улыбался.
— Доктор, вы нужны в седьмой палате. Сотрясение мозга. — Медсестра отвела глаза.
— И?… — мягко спросил Ник.
— И гипотермия. — Медсестра смотрела в потолок.
— И?…
— И тяжелый случай мочекаменной болезни.
— И?…
— И это с ним случилось на рождественском параде, когда его волочил по земле гигантский воздушный шар. Странный несчастный случай. Вряд ли подобное могло произойти с кем-то еще. — Она произнесла последнюю фразу тяжело дыша и поспешно вышла из кабинета.
— Однако это постоянно происходит раз в сезон, — пробормотал Ник. — А тем, кто не верит в существование людей и вещей, приносящих несчастье, следует просто признать, что рождественский парад проклят.
— Доктор? В девятой палате человек, которому нужно наложить швы. Мы уже промыли все раны и вытащили стекло и блестки.
— Стекло и блестки?
— Во время ссоры со своим сыном он случайно упал на игрушечный снежок, который находился у него в кармане.
— В кармане? Понятно. Не самое подходящее место для хрупких вещей. Но, по крайней мере, он это сделал не специально.
— Вы хотите сказать, что у вас был пациент, который сам сел на игрушечный снежок? — испуганно спросила медсестра.
— Был такой случай, только не с игрушечным снежком. С елочной игрушкой. Это происходило на вечеринке. У гостей закончились воздушные шары, которыми они хлопали.
— Доктор, я просто не могу этого представить.
— Не можете? Тогда, несмотря на вашу глупую рождественскую униформу, вы действительно вполне здравомыслящий человек.
— Доктор Энтони? Серьезный ушиб почки у мистера Макквина. Его лягнуло какое-то животное, и образовалась ужасная гематома, — прошептала медсестра. Ее взгляд выражал сочувствие, что и должна демонстрировать хорошая медсестра.
— Лягнуло какое-то животное? — Николас Энтони говорил теперь менее сострадательным тоном.
Он осторожно поднял на пациенте рубашку с красными и белыми полосками и посмотрел на уродливую отметину на спине Дэнни Макквина. Несмотря на синяк, отпечаток копыта был хорошо заметен.
— Безусловно, вас лягнуло животное. Это был лапландский олень, мистер Макквин? Самец?
— Да. — Пациент пытался не морщиться от боли.
— Вы посетили рождественскую выставку в Центральном парке, ведь правда?
— Да. — Мистер Макквин, похоже, удивился. — Как вы догадались?
— Потому что каждый год кому-то приходит в голову гениальная идея попробовать покататься на живом олене из стада Санты. — Николас осторожно опустил рубашку. — И каждый год животное кого-нибудь лягает. Вам еще повезло, что оно не бодалось. Сейчас я дам направление на рентген, а медсестра поможет вам сесть в кресло-каталку. И не волнуйтесь. Она не лягается, это не северный олень.
— Доктор? Извините, что я опять вас разбудила. — Вошла другая медсестра. Сестра Ларкин уже сообщила достаточно много плохих новостей, поэтому прислала молодую коллегу. — Я понимаю, что прошло всего пятнадцать минут, но у нас пострадавший с ожогом после вдыхания дыма. У другого пострадавшего перелом. Они во второй и третьей палатах.
— С ожогом? — сонно переспросил Николас. Потом добавил более заинтересованно: — Ожоги в декабре? Насколько серьезные? Это не из-за того, что загорелась рождественская елка?
— Нет, нет, ничего подобного! — Медсестра сделала паузу и перевела дух.
Николас Энтони сощурил глаза.
— Скажите мне, это не ребенок, игравший со свечами? Или какой-либо другой случай с рождественскими огнями в виде электрического стула?
— Нет, не ребенок. Это его отец. И брат. На этот раз не елка и не огни.
— Ясно.
Николас сел. Он никого не ругал, даже мысленно, но радоваться было не от чего. Выбирая профессию, доктор Энтони знал о сменах, длящихся сорок восемь часов. Обычно он не возражал против такого режима работы. Просто этот период года…
— Чем занимались эти дурни? Скажите мне прямо.
— Знаете, они перебрали яичного коктейля…
— Не сваливайте вину на яичный коктейль, сестра Гвинн! Когда моя бабушка была жива, она готовила этот напиток каждое Рождество, и мы его пили. Поверьте, из-за него никто не обжегся и ничего себе не сломал.
Никто не мог проглотить много этого отвратительного напитка, но Николас не стал об этом говорить. Рассказать кому-то о рождественских кулинарных катастрофах бабушки означало бы предать ее память. Даже столько лет спустя в семье Николаса старались не упоминать о рождественском домашнем печенье, из-за которого дядя Альберт сломал себе зуб. Или о клюквенном соусе, приготовленном из горькой недозрелой клюквы. Или о том случае, когда все заразились сальмонеллезом из-за сильно недожаренной индейки.
