Книга Орден Люцифера - Антон Медведев

— В школе, — ответил Илья. — Энтропия — это мера хаоса. Так?

— Сойдет и так, — согласился Виктор. — Если энтропия — это мера хаоса, то с ней тесно связаны две наших силы. Созидающая ведет к уменьшению энтропии, а именно — к структуризации вещества, к усложнению, к росту, к жизни. И наоборот, разру­шающая сила стремится к увеличению энтропии, к хаосу. Самое главное для нас в том, что одна из этих сил не может существовать без другой. Уничтожь зло — не будет и добра. Если ты читал Библию, то должен знать, что, согласно христианской доктри­не, именно Бог позволяет Сатане действовать. И все зло, что есть на земле, происходит исключительно с Божьего попущения. А почему? — Он выдержал паузу. — Да потому, что даже Бог не может обой­тись без зла. Зло необходимо, и, когда первый божий ангел Люцифер пошел против Бога, не признавая над собой ничьей власти, Бог с этим, немного по­кочевряжившись для приличия, согласился. По­чему? Да потому что ему нужен был Дьявол. Как в детективах: хороший полицейский — плохой поли­цейский. Один с пряником, другой с кнутом. Всег­да должен быть кто-то, кто делает грязную работу. И если христианский Бог ее делать не может — в силу своего божественного статуса, — то он не про­тив того, чтобы эту работу делал Сатана. Понима­ешь, о чем я? — Виктор внимательно смотрел на Илью. — Эти ребята работают в одной связке. Две команды: одна играет на стороне Бога, другая — на стороне Сатаны. Два всемирных потока энергии: один созидающий, творящий, другой разрушаю­щий. При этом в разрушении кроются истоки бу­дущего роста. На месте пожарищ всегда вырастают новые дома. На месте сгоревшего леса — новый лес. Трупы людей и животных превращаются в прах: что из земли пришло, в землю и уходит. И из пра­ха снова рождается жизнь. Вспомни булгаковский пир у Сатаны: крови уже нет. Она давно впиталась в землю, дав жизнь лозе. Та дала виноград, вино­град превратился в вино. Круговорот жизни — и круговорот смерти. Вечный вселенский механизм. И мы, грешные, отчаянно пытающиеся найти свое место в этой жизни... — Он замолчал. Илья тоже ни­чего не говорил, поэтому Виктор продолжил: — Вот и получается, мой дорогой Илья, что выбор той или иной стороны — это исключительно вопрос личных предпочтений. Богу, если тебя волнует эта сторо­на вопроса, нужны обе команды. Выбор — за тобой. Плохо бывает лишь тогда, когда мы этот выбор сде­лать не можем. Когда мы ни на той стороне, ни на другой. Знаешь, что при этом происходит? При та­ком раскладе ты не выпадаешь из игры, как мог бы подумать. Нет — ты становишься мячиком, который безжалостно пинают обе команды. Ты не принадле­жишь ни одной из сторон, а значит, не входишь в соответствующие энергетические потоки. Ты, мо­жет, и не входишь в поток темных сил, но тебе ниче­го не перепадает и от светлых. Ты ноль, пустышка. Вспомни свои прежние картины: они были ярким отражением этого состояния. А взгляни на нынеш­ние — в них появилась сила. И все потому, что я пе­ретащил тебя на нашу сторону.

— На сторону Дьявола? — мрачно пробормо­тал Илья.

— Да, — жестко ответил Виктор. — Не по­нимаю, почему люди так этого пугаются? Хотя вру — понимаю. Это все поповские байки о геен­не огненной, о чистилище и прочих ужасах. Веди себя хорошо, не шали — и получишь райские кущи. А будешь грешить —- горько пожалеешь... Знаешь, это не просто глупо — это скучно. Меня даже удив­ляет примитивность наших церковников — могли бы придумать что-то более оригинальное.

Илья молчал. Да, он никогда не причислял себя к верующим. Но вот так просто перейти на сторо­ну Дьявола...

— Тебя все еще что-то смущает? — Виктор ис­пытующе смотрел на Илью. — Это пройдет. Про­сто загляни к себе в душу — и поймешь, чего она действительно хочет. Петь «аллилуйя», славя Бога, или развлекаться с бабами. Биться лбом о пол пе­ред крашеной доской или жить полной жизнью, ни перед кем ни за что не отчитываясь. Пресмыкаться перед Богом или самому править этим миром.

— Но ведь и ты подчиняешься Сатане?

— Да, — согласился Виктор. — Подчиняюсь. Но что значит это подчинение? Только то, что я иду этим путем, что я нахожусь в этом энергети­ческом потоке. Я вношу в него свою лепту — и по­лучаю сторицей. Бог мне не даст ничего, тогда как Сатана дает все. Потому что он сам такой же, как я. Его дух — гордый дух — во мне! Вспомни Во- ланда: «Никогда ничего не просите. Сами придут и сами все дадут». Это — позиция Сатаны. Его прав­да. Ты просто не представляешь, какие тайны мо­жет открыть тебе Сатана. Просто не представля­ешь... — последние слова он произнес подчеркну­то медленно.

— И что же он может мне предложить? — не без усмешки спросил Илья.

— Торг начинается? — Глаза Виктора насмеш­ливо блеснули. — Я уже тебе говорил: не пройдет и года, как ты станешь одним из самых известных художников. Ты уже ощутил помощь и видишь, как изменились твои картины. А ведь ты только прикоснулся к силе — подумай о том, что будет дальше! Ты ощутил, что такое истинное наслаж­дение женщиной. Мало того, что ты получил удо­вольствие, ты вынес из этой встречи массу энергии. Ты наполнился силой, и эта сила реально делает тебя моложе. Реально, понимаешь? Знаешь, сколь­ко лет Мелиссе? Восемьдесят два. А выглядит на тридцать. При этом она не потеряла ни капли сво­ей былой страсти.

— Ты это серьезно? — не поверил Илья.

— Люди привыкли верить лишь тому, что мо­гут пощупать, — ответил Виктор. — Уверяю тебя, ей восемьдесят два года. Однако она совсем не вы­глядит старой маразматичкой, какими становятся старушки, исправно посещающие по воскресеньям церковь. Дело в том, — взгляд Виктора стал еще пристальнее, — что каждый из путей что-то дает. И, будь я чуточку способнее, терпеливее, поклади­стее, я бы безусловно выбрал путь света. Потому что светлый путь дает больше возможностей потом, после смерти. Видишь, я ничего от тебя не скрываю. Но сложность светлого пути в том, что он требует невероятных лишений. Если ты читал когда-нибудь о христианских святых — а я читал, ведь врага надо знать в лицо, — он усмехнулся, — то должен знать, как труден был их путь. Аскеза, пустынниче­ство, отказ себе во всем. И непрестанные молитвы. Ладно бы все это на месяц или год — еще можно потерпеть. Но ведь все это у них длится десятиле­тиями! Я на такое просто не способен. По Сеньке и шапка — слышал такое? Нет у меня талантов, что­бы пройти по пути света. Не смогу. При этом знай: просто верить в Бога — мало. Люди утешают себя сладенькой сказочкой «верь — и спасешься», но на деле все далеко не так просто. Спасаются лишь единицы, вроде уже упомянутых святых. Милли­онам же обычных людей их вера ничего не дает, и

они, как и большинство грешников, после смерти попадают в лапы Сатаны.

— Это уже глупости, — не удержался Илья.

— Клянусь! — с жаром ответил Виктор. — Мне нет нужды лгать. И товар, который я предлагаю, полностью соответствует рекламе. Знай: в мир све­та после смерти попадают лишь избранные. Обычно это те, кого позже причисляют к лику святых. Плюс очень ограниченное количество простых смертных, сумевших праведной жизнью заслужить пропуск в мир света. Но это — капля в море. Из тех, кто ис­кренне верит в Бога и ходит в церковь, к Богу по­падут единицы. Все остальные оказываются этого недостойны — в них все еще слишком много грязи. И весь свет, который есть в таком человеке, уже ни­чего не значит. Человек прямиком попадает к нам, то есть к Сатане. Заметь — не в ад. Сказки об аде выдумали церковники, чтобы пугать людей. Ника­кого ада на деле не существует. Если что и есть, так это муки совести — именно они начинают терзать грешника после смерти. Но заметь: совесть — это тоже понятие из мира света. Если ты не чувству­ешь за собой вины, то нет и мук. Муки, или мытар­ства, как называют эти страдания попы, терзают лишь верующих. Человек всю жизнь верил, жил по заповедям божьим, и вдруг после смерти он по­нимает, что этого было мало, и что свет ему, увы, совершенно не светит, — Виктор усмехнулся свое­му каламбуру. — Одного маленького пятнышка на белых одеждах достаточно, чтобы путь в рай тебе был заказан. А в душе обычного верующего таких пятен — тьма. И каждое вызывает свои муки: че­ловек осознает, что там поступил не так, а вот здесь не эдак. Где-то разозлился, кого-то не простил. За что-то не покаялся. Человек очень тяжело пережи­вает каждый такой грех, понимая, что именно грехи и лишили его Царствия Небесного. В итоге, несмо­тря на всю свою праведную жизнь, такой человек прямехонько попадает к нам, в мир тьмы. Но что такое мир тьмы — там, после смерти? — Виктор испытующе посмотрел на Илью. — Уверяю тебя, в нем нет ничего страшного. Напротив, он очень приятен. Потому что Сатана не столь жесток, как Бог. Сатана знает, что значат желания. Поэтому в посмертном мире у него большинство умерших находят все то, что искали. Все, что тебе нужно, легко создается силой твоей мысли. Поэтому каж­дый получает то, о чем мечтал. Именно там люди находят тех, кого потеряли, именно там они ждут своих любимых, если те еще живы. В том мире ты можешь жить столько, сколько захочешь, — пока не надоест. Потом можешь снова родиться на зем­ле, потому что вход в более высокие сферы тебе закрыт. А дальше все снова зависит от тебя: кто- то идет к свету, его подогревают неосознаваемые мотивации прошлой жизни. Другие же идут пу­тем тьмы. Я принадлежу к последним. Потому что знаю, что не хочу и не буду пресмыкаться перед Богом, какие бы блага Он мне за это ни обещал. Мне не нужны Его райские сады, я не хочу сидеть там в компании таких же идиотов и петь Богу ди­фирамбы. Это — не мое. Кто-то готов молить, про­сить, уговаривать. Я — нет. Предпочитаю хорошо пожить здесь, затем неплохо повеселиться там. И так далее, — он улыбнулся. — Все, что мне нуж­но, я беру сам. И мне это нравится.