Илья молчал. Какая-то часть его души полностью соглашалась с тем, что говорил Виктор. А другая ужасалась. И неясно было, какая из них права...
— Ну хорошо, пусть даже все это так, — медленно произнес он после довольно долгой паузы. — Но остается вопрос: почему я?
— Потому что так упали кости, — ответил Виктор, и непонятно было, говорит он серьезно или шутит. — Один из нас отправился в мир иной, и ты оказался идеальным кандидатом на освободивше-
ее я место. Ты молод, у тебя есть амбиции. В тебе есть потенциал, ты можешь добиться очень многого. Но для этого тебе надо сделать выбор. Путь света не для тебя — для этого в тебе слишком много ума и слишком мало мазохизма. — Виктор усмехнулся. — Ну не верю я, что ты можешь изнурять себя аскезой и биться головой об пол, прося Боженьку помиловать тебя за какие-то грехи. Ты слишком рационален, чтобы делать глупости. Поэтому я уверен, что ты пойдешь с нами, — просто потому, что это твой путь, потому что ты рожден для него. Одни рождаются, чтобы стать великими на пути света. Ты рожден, чтобы стать великим на пути тьмы. Это твоя судьба, и тебе не убежать от нее.
— Мне все время кажется, что все это просто шутка, — тихо ответил Илья. — Просто не верится, что все это может быть реальностью.
— Давай проверим? — предложил Виктор. — Как ты себя сейчас чувствуешь, замечательно? Полон сил и энергии, словно крылья прорезаются? Хочется творить и творить?
— Да, — согласился Илья.
— Прекрасно. Снимай кольцо.
— Оно слишком тугое...
— Ты попробуй, — губы Виктора снова сложились в улыбку.
К удивлению Ильи, кольцо снялось совершенно свободно.
— Надо же... — пробормотал он.
— Давай его сюда. — Виктор взял кольцо и сунул его в карман. — Когда сделаешь выбор, позвони. — Он подмигнул Илье и поднялся с кресла.
Илья проводил гостя до дверей, думая о том, что все это ужасно глупо.
— Скажи, а что означает рисунок на перстне? — спросил он, думая о том, что уже, наверное, никогда не увидит кольца. — В нем есть какой-то смысл?
— Есть, — согласился Виктор, обуваясь. — Это крылатый змей. Знак ордена Люцифера. А я, — тут он выпрямился и посмотрел Илье в глаза, — глава российской ветви этого ордена.
Виктор ушел. Илья запоздало подумал о том, что даже не пригласил его выпить чаю. Впрочем, подумал лишь мельком. Прошел на кухню, закурил, задумчиво глядя в окно. Долго стоял, пуская в открытую форточку струйки дыма, потом, загасив окурок и бросив его в мусорное ведро, вернулся в мастерскую.
Остановившись у картины с валькириями, долго смотрел на нее, пытаясь понять, была ли встреча с ними реальной. Если он просто видел сон, то почему валькирий сразу узнал Виктор? И не просто узнал, а назвал хохотушками — в ушах у него до сих пор еще стоял их дьявольский смех. Плюс эта собака, что сопровождает его теперь едва ли не в каждом сне. Ведь именно Ларч спугнул ту валькирию, и не известно еще, что было бы, не окажись он рядом.
Сев на стул, Илья заново прокрутил в памяти весь разговор с Виктором. В целом все очень напоминало беседу душевнобольных, в любое другое время он бы над этим только посмеялся. Но факты упрямо свидетельствовали об обратном. Слишком много уже было такого, чего ум Ильи не мог так просто откинуть.
Чтобы отвлечься от мыслей, он снова принялся за работу. И тут же с холодком в душе ощутил, что что-то исчезло. Неуверенно коснулся кистью холста, пытаясь поймать, уловить потерянное чувство. И, чем больше работал, тем отчетливее понимал: у него ничего не получается...
Это была катастрофа. Вот он, анчар — замечательная работа. Но спроси его кто-нибудь, как он смог это написать, как сумел передать средствами живописи атмосферу смерти, и Илья не знал бы, что ответить. Исчезло чувство, исчезло то, что вело его все последние дни.
Наконец он отложил кисти — просто не хотел уродовать картину. У него еще оставалась надежда, что вдохновение вернется...
Не вернулось. Утром следующего дня, промучившись больше часа, Илья вновь признал свою несостоятельность. У него ничего не получалось, причем не получалось до такой степени, что становилось страшно. Илья напоминал себе человека, который всю жизнь прожил в затхлом подземелье. Наконец ему улыбнулось счастье: он увидел солнце, вдохнул чистый свежий воздух, ощутил радость, понял, что жизнь может быть совсем другой, — как вдруг все вернулось на круги своя. И снова перед ним покрытые плесенью стены подвала, снова ему приходится дышать тяжелым спертым воздухом. Сказка поманила и исчезла...
Почувствовав необходимость как-то развеяться, Илья надел куртку, взял зонтик — небо снова хмурилось — и отправился гулять.
Он шел по серым улицам города и думал о том, почему у нас все так уныло и мерзко. Люди-скоты, водители-дебилы — ему пришлось торопливо отшагнуть в сторону, чтобы не быть обрызганным водой из-под колес пронесшегося по дороге автомобиля. Ведь видит же, гад, что человек идет, знает, что обольет его. Или потому и несется?
Дойдя до парка, Илья немного успокоился, но настроения все равно не было. Медленно бредя по усыпанной листьями дорожке, он думал о том, что вся его прежняя жизнь ему ничего не дала. А ведь не самым плохим человеком был — зла людям не делал, не предавал никогда никого, не подставлял. Да, добра от него тоже было немного — так кто виноват? Если где-то там, наверху, есть какие-то небожители, если они учат нас, как надо жить, то почему не подсказали, не поправили? Не направили на путь истинный? Или им, небожителям, на всех наплевать? Где они были, пока ему было трудно, почему не помогли, когда у него ничего не получалось? За что ему любить свет, который ему ничего не дал?
Илья остановился. Было очень тихо и пустынно, снова начал накрапывать дождь.
— Что мне делать, Господи? — тихо спросил он, подняв голову. — Что мне делать? Если есть Ты где-то там в небесах — ну так помоги же мне! Я хочу быть художником, я не могу без этого жить. Это — мое. Но ты не дал мне таланта. Почему, Господи? Чем я провинился перед Тобой?
Позади насмешливо каркнула ворона. Илья обернулся — глупая птица сидела на вершине березы. Вот она взмахнула крыльями, снялась с места и улетела, не забыв еще раз издевательски каркнуть на прощание.
-— Видишь, Господи? — произнес Илья. — Даже вороны смеются надо мной. Ты покинул меня, я Тебе не нужен. Так почему я должен хранить верность Тебе? За что? Я уже потерял половину жизни. И не хочу потерять то, что мне осталось. Дай мне талант, Господи. Помоги. Клянусь — до конца жизни тогда буду верен Тебе. Только помоги...
Небеса молчали. Постояв несколько минут, Илья ощутил себя удивительно глупо и побрел домой, думая о том, что, если Бог действительно милосерден, Он не может не помочь. А не поможет...
Если не поможет, тогда и говорить не о чем — Илья шел домой, в его душе медленно нарастало ожесточение. Просил он Бога о помощи? Просил. Ждал ее? Ждал. И раз ее нет, то и с него никто не имеет права спрашивать. Даже Бог.
