Норки кивнул, но Трилистник этого не увидела.
— Если это правда, если такова власть лишь одной личности и ее идеи, — продолжала она, — сколько же невидимых стен и неведомых препятствий только и ждет нашего пробуждения?
Слышно, как тикают часы.
— Доказательства, мистер Норки! Я все видела и ничего не могу доказать. Была ли я свидетельницей благородного поступка, изменившего ход истории, или это плод моей фантазии?
Трили наконец повернулась к компаньону и повторила главное слово: «Доказательства!»
Он молчал.
— Я закончила, мистер Норки. Благодарю за помощь. Компаньон поднял лапу и разгладил усы.
— Большая честь слушать, вас, мисс Трилистник. У вас выдающийся ум.
Он поднялся и неслышно, на подушечках лап подошел к своему столу.
— Ваши комментарии, мистер Норки. В чем слабость моих рассуждений?
Норки поднял чашку с остывшим чаем.
— Ваша интуиция, мисс Трилистник, на уровне провидения. Насколько я знаю, ваши предчувствия всегда подтверждались.
— До сих пор — да.
— Бесспорно, здесь мы имеем дело с парадоксом. Если мы, прибыв в прошлое, напоминаем автору об идеях, которых он ранее не записал, то чьи это идеи: автора или наши?
— Его, конечно. Он жил в другом мире.
— Боюсь, я плохо разобрался с этой частью загадки, мисс Трилистник.
— Я рассказала ему о его собственных идеях. Наш мир вышел из того мира, в котором он меня не видел. В том, своем мире он писал Правила Этикета сам, в другом — ему их напомнило видение.
Не одно-единственное прошлое и будущее, Норки. Много прошлых и много будущих. И никакого парадокса.
— Мне действительно надо в этом разобраться, — сказал Норки и моргнул. — В одном мире я буду изучать дело, в другом — не буду. А в каком я отложу изучение?
Трили кивнула торжественно.
— Каждое возможное изменение из всех вероятностных. Каждое решение отделяет Вселенную от того, чем она могла бы стать, не будь этого решения.
— Мне верится, мы находимся во Вселенной, где мисс Трилистник раскрывает великую тайну нашего происхождения.
Она взглянула на партнера и, уловив огонек в его глазах, рассмеялась.
— Надеюсь, в одной из вселенных!
Трили протянула лапу к античной вазе, нежно до нее дотронулась. И закрыла глаза.
Глава 14
Трилистник увидела сцену, высокую круглую платформу, ярко освещенную среди окружающих ее сумерек. Перед платформой — аудитория с креслами, одно из которых оставлено для нее. За сценой — зал заседаний Совета.
В верхней части стены из темного дерева — выполненная из серебра карта планеты Ферра. Под ней — грубое изображение двуглавого существа, крылатого змея изумрудно-зеленого цвета. В одной клешне чудовища — пучок молний, в другой — стрелы.
Под изображением змея — большой круглый стол. Вокруг стола — девять кресел для правителей. В четырех из них восседали хорьки. Они отличались друг от друга цветом своих шубок и масок, но выражения их мордочек были одинаково неприятными. На каждом хорьке — черный шарф с эмблемой, изображающей изумрудного змея.
Трилистник осматривала пустые места около ее кресла, когда в зал вошел Аведой Мерек. Он прошел между рядами зрительного зала, поднялся на сцену и спокойно стал в центре в своем белом шарфе, сколотом у горла эмблемой змея.
«Ничем не примечательная фигура, — подумала Трили — ни чеканных черт, ни пронизывающего взгляда». И вместе с тем от него исходила огромная магнетическая энергия.
Последние представители хоречьей цивилизации наблюдали из зрительного зала, как философ предстал перед камерами и уцелевшими членами национального Совета.
— Прошу прощения, если моя сегодняшняя речь не будет слишком красноречивой или занимательной, — начал Аведой Мерек. — Я буду немногословен. Возможно, передо мной — большинство из тех, кто выжил.
Он оглядел четырех из девяти лидеров и камеры позади них, по одной в каждом углу зала.
— С этого дня и впредь навсегда... — произнес философ и после долгой паузы объявил: — Я отрекаюсь от зла.
Его слова были услышаны в залах, домах и местах скопления людей.
Я отрекаюсь от зла. В обычное время это заявление могло бы показаться головоломкой, игрой слов. Однако сегодня Аведой Мерек стал голосом цивилизованного сознания, сильным и громким, и хорьки его слушали.
— Я отрекаюсь от войн.
Сказанные негромко, его слова звучали убедительно.
— Я отрекаюсь от насилия и зла. От ненависти.
Его голос проникал в душу каждого оставшегося в живых.
— Я отрекаюсь от всего этого в моих действиях. В моих мыслях. Это мой выбор.
Он отстегнул эмблему змея, которой был сколот его шарф, и отбросил ее.
— Я отрекаюсь от зла. Навсегда.
Ранее на карте континента появлялись блики в знак протеста тех, кто желал обсуждения и объяснений вместо патриотических выкриков. Теперь, после того что случилось, карта была темна.
Сообщество хорьков, у которого хватило воли и силы для саморазрушения, ошеломленно слушало слова оратора, думая о том, сумеет ли оно жить по-новому.
— У нас есть только один шанс спасти самих себя и наше будущее. Только один путь. Самый простой, каким бы он ни казался невероятным.
Смотря на Аведоя Мерека, некоторые хорьки заметили сияние вокруг головы этого благородного создания, некогда заключенного в тюрьму за антивоенные выступления. Сердца некоторых слушателей почувствовали проблеск надежды во мраке.
— Я хочу спросить: кому разрушения доставили радость? Кто счастлив от того, что произошло?
Радость? Руины до сих пор дымились вокруг хорьков. Счастливы?
В этот момент изображение померкло, и Трилистник проснулась в своем Кресле Нераскрытых Тайн.
Она вздрогнула, стараясь стряхнуть с себя наваждение образов былой эпохи. Осторожно поставила вазу из синего металла на столик около кресла.
«Аведой Мерек сказал правду, — подумала Трили. — Мир был на грани гибели, и только он поднялся против зла и насилия».
«А если бы я попала в другой момент прошлого, — думала она, — например, в период обледенения Ферры? Ведь и так могло быть».
Трилистник протерла глаза, поерзала тревожно в своем кресле.
Он звал нас к нашей высшей истине.
Другое прошлое, может быть. Но есть ли сегодня свидетельства о существовании насилия в прошлом? Трили вздрогнула. История таких свидетельств не дает.
А может быть, хорьки всегда были добрыми и учтивыми? Всегда были деятельны, любили приключения и выбирали те дороги, где требовались риск и отвага?
