– Не обращайте на меня внимания, господа. Я как РобинзонКрузо после необитаемого острова, истомился по умным людям.
В дискуссии, распалившейся возле камина, участвовали трое:кавалергард, седобородый господин в мундире медицинского генерала и лысый, сшишковатым черепом господин, про которого скользнувшая мимо Верейская шепнула:«Это Зайцевич, тот самый».
Зайцевича, шумно известного депутата крайне правой, Базаров,хоть и сибиряк, конечно, знал. Про генерала (имя которого ему ничего неговорило) скоро догадался, что тот из штата лейб-медиков августейшегосемейства. Кавалергард был просто кавалергард, ничего особенного.
Удивительной Емельяну Ивановичу показалась тема разговора.
– Что-то такое я про этого Григория-Странника слышал, –сказал он минут через пять, выйдя из роли слушателя, – однако все же неверится. Чтоб мужик в поддевке снимал и назначал министров? Не может того быть!Газетные небылицы.
– Я газет, простите, не читаю, – отрезал гвардеец. – У меняиные источники. Мой однополчанин, флигель-адъютант, собственными глазами виделна столе у царицы список. Там все министры, члены Государственного Совета,сановники. Поделены на два столбика. Над одним написано «Наши», над другим «Ненаши». «Наши» – это кто за Странника. А министров, которые «не наши», немка сдолжности гонит.
– Министров? Из-за мужика? – усомнился новый человек.
– Что министров! Немка Григорию при всех руку целует! И,болтают, не только руку. Государь давеча георгиевским крестом себя наградил,носит – не снимает, так солдаты знаете, что говорят? Царь с Егорием, а царица сГригорием. Вот до какого позора Русь-матушка докатилась!
– Вранье, не верю, – покачал головой упрямый сибиряк.
– А вы у профессора спросите. Он в Царском часто бывает. И сжуликом этим знаком, имел счастье общаться. Что скажете, вашепревосходительство?
Врач, однако, был менее категоричен.
– Насчет любовных шашней, разумеется, чушь и глупистика.Императрица бесконечно добродетельна. Ей в голову не приходит, что ееблагоговейная любовь к Страннику может быть кем-то превратно истолкована. Да инасчет «жулика» – м-м-м, не знаю. Тут всё не так просто. Я осматривал этогосубъекта, по просьбе ее величества. Весьма необычный индивид. У него редкаяформа эпилепсии, которая иногда бывает у кликуш, у юродивых, у так называемыхясновидящих. То, что эти больные обладают необычными способностями, –установленный, хоть и не изученный наукой факт. Факт также и то, что Странникможет останавливать кровотечение у наследника. Я сам был свидетелем.
Седобородый пожал плечами и хотел что-то прибавить, нодепутат запальчиво воскликнул:
– Плевать я хотел на чудеса! И на то, какой там любовьюлюбит эту грязную скотину царица, мне тоже плевать! Но чертов Странник служитнемецким интересам, все знают!
Судя по выражению лица Емельяна Ивановича, он-то этого незнал и очень заинтересовался.
– Каким же образом?
Зайцевич стукнул по полу тростью. После объявления войны онпошел добровольцем, был комиссован по ранению и ходил в защитном френче – безпогон, но с белым крестиком на груди.
– Нудит и царю, и царице, что надо-де с германцем скорейзамиряться, иначе пропадет Расея. – Депутат передразнил простонародный говорненавистного «чудотворца». – Не надобна-де нам эта война, знамения ему на сейсчет всякие являются, одно страшней другого. А дура-императрица слушает, всемуверит. И государю по ночам, поди, кукует: «Ах, Страннику было видение! Ах,Странник желает положить конец кровопролитию!»
– Насколько мне известно, многие простые люди не понимают,ради чего они должны терпеть лишения и умирать. Этот человек говорит голосомнарода, – сказал Базаров, показывая всем видом, что сам-то он с этим голосом нив коем случае не согласен.
– Вот им, вот! – Зайцевич затряс у собеседников перед носомсложенной дулей. На него заоглядывались. – Не будет этого! Москву спалим, как ввосемьсот двенадцатом! За Урал отступим, но оружия не сложим! Победим германцаесли не штыком, то измором, просторами нашими!
– А стоят ли Босфор с Дарданеллами сожженной Москвы? –вздохнул профессор. – Миллионов трупов, калек?
Депутат рубанул воздух:
– Стоят. Тут вопрос вот в чем: быть России великой державойили нет. А страна у нас такая, что если у нее величие отобрать, то и России неостанется. Прах один. Мы – не государство, мы идея. Третий Рим, а четвертому небывать! Если мы не готовы пожертвовать столицей, имуществом, своими жизнями, тонечего в драку лезть. А коли полезли – шалишь, обратного хода нету!
Его слушали во всем салоне. Сочувственно. Недаром Зайцевичслыл одним из сильнейших ораторов Государственной Думы. В его речичувствовалась решимость и сила.
Даже липовый Емельян Иванович, увлекающаяся натура, на мигощутил неудержимый порыв засесть за Уралом с дубиной народной войны в руках.
Беда у них тут вот в чем, подумал он. Крайне правые и крайнелевые мускулисты, задиристы, а посередине топчутся мягкотелые и дряблые.Раздерут Расею-матушку надвое. Поскорей бы уж…
По лицу героя-прапорщика скользнуло выражение, плохосочетавшееся с легендой о рубахе-молодце из сибирской глубинки.
Произошло это маленькое, никем не отмеченное превращение вотиз-за чего.
Хозяйка, минуту назад вышедшая встречать кого-то в прихожую,вернулась в сопровождении приятной дамы и крепкого лобастого военного ссеребряными свитскими аксельбантами.
Вот и он
Если не ошибаюсь, это генерал Жуковский? – спросил ЕмельянИванович. – Очень кстати, мне нужно с ним поговорить.
Подождав, пока военный перемолвится словом с несколькимиподошедшими к нему гостями, Базаров поймал взгляд Лидии Сергеевны и показал назажатую у него под мышкой папку. Княгиня кивнула, поманила сердечного другапальцем.
Представила:
– Вольдемар, это мой очень близкий и дорогой друг господинБазаров. Ему я обязана тем, что жива и нахожусь здесь.
– Жуковский, Владимир Федорович, – приветливо сказалначальник всей российской разведочно-контрразведочной службы, крепко пожимаяруку новому знакомому.
В дверях застыл жандармский ротмистр в очках, не делаяпопытки войти в гостиную. Он внимательно смотрел на Базарова. Адъютант илипорученец, догадался Емельян Иванович. А в подъезде наверняка охрана осталась.Это ничего, это сколько угодно.
– Читал-читал. Впечатлительно. Вас уже попросили написатьрапорт о немецком лагере? Подобные сведения нам важны, – говорил генерал. Нарумяного бородача смотрел с любопытством и симпатией.
– Конечно, написал. Во всех подробностях. С перечислениемофицеров, которые были в моем бараке. Но я, ваше превосходительство, хочупоговорить о другом. Тут дело государственного значения…
