девочек. Благодаря длинному языку Галины Васильевны они все знали, где я буду работать. Надо сказать, у них, моя будущая работа не вызвала такого неприятия, как у взрослых. И мои акции у них заметно выросли. По крайней мере, все кто меня приглашал на танцы, обещали заходить в бар на «огонек».
Я в это не особо поверил, но все же, отметил для себя.
Время приближалось к одиннадцати, Лена, попудрив носик готовила коктейли запоздалым посетителям, а у меня имелась более ответственная работа. Собрав пустые и полупустые бутылки, я, щелкая косточками счетов, определял, сколько заработали мы для советского государства, а сколько для своего кармана.
По итогам выходило не очень. Рубля по три нам с Леной удалось срубить. Но если еще посчитать практически целую бутылку коньяка и бутылку водки, которые я пущу в дело завтра, то для первого раза у менявсе хоккей.
А в том, что клиентура не получает в коктейле десять — пятнадцать грамм водки или коньяка, ничего страшного, побольше льда и все в порядке, или сухим вином заполировать. Главное,товарищи — не наглеть! И не зарываться.
Думаю сегодня, Наталья Петровна ожидает от нас недостачи и приятно удивится ее отсутствию. Надеюсь, что она даже обрадуется. Не придется ей объяснять простодушному комсомольцу, что надо делать, чтобы работать без убытков и с прибылью.
Я рассчитывал, что попаду домой ближе к часу ночи, но оказалось, что для развозки работниковимелся транспорт. Потрепанный пазик, подъехал как раз к закрытию. Мы в это время докладывали Зое, о своих достижениях. Наталья Петровна с Гиви Амвросиевичем покинули нас уже в девять вечера. Зоя, как профорг, и опытный работник, видавший виды, быстро проверила мои подсчеты, слегка удивившись отсутствию недостачи. Но ничего не сказала. Засим, все было закрыто, обесточено. После чего мы шустро полезли в автобус. Меня, как живущего на окраине, завезли домой последним.
В квартиру я зашел почти в двенадцать часов. Сразу, как меня «уговорили» поработать до закрытия, я отзвонился маме. Поэтому она не сильно беспокоилась. Но все же не спала и сидела на кухне, желая меня накормить.
— Ну, что доволен, — ехидно сказала она, глядя на меня. — Сам себе работу нашел, так, что не жалуйся теперь.
— Да я и не жалуюсь, -был мой ответ. — Кстати ужинать я не буду, боюсь, у меня пузо треснет, так мяса нажрался.
— Ну-ка дыхни, — приказала мама, — я слышала в кабаках трезвыми не работают.
Я дыхнул, и она разочарованно вздохнула.
— Странная ты женщина, — сообщил я маме. — А мне, к примеру, говорили, что в конструкторских бюро тоже керосинят, да еще и интрижки устраивают.
Несмотря на то, что на кухне было темновато, мамины покрасневшие щеки выдали ее раздражение.
— Ты на что намекаешь поганец? — завопила она, забыв, что батя видит десятый сон.
Да ни на что, — пожал я плечами, — в ресторане, между прочим, работают такие же советские люди, у них есть семьи, дети, а ты их скопом в алкаши записала.
— Ого! — воскликнул отец, заходя на кухню. — Сашка политинформацию матери читает.
— А ты чего разоралась? — раздраженно спросил он у жены.- Сын с работы пришел, трезвый, вон бидончик принес, наверно, что-то стырил?
— Ничего я не тырил, а купил.- ответил я.
— Это на какие шиши?- воскликнула мама.
— На свои, на какие еще.
— Хватит вам, — прервал нашу беседу батя, — что там у тебя в бидоне?
— Шашлык, Гиви Амвросиевич мне оставил — буркнул я.
Через минуту мой отец увлеченно ел шашлык прямо из бидона, даже не подогрев.
— Это я вовремя встал, — сообщил он, когда съел половину содержимого. — Эх, хорошо ара готовит!
— Да не ара он, а грузин, — поправил я
— А какая на хрен разница, — сообщил батя.- у нас все равны, что грузины, что хохлы, даже евреи. Нынче все мы русские.
— Это точно,- подумалось мне,- через пару- тройку лет Леонид Ильич об этом объявит на всю страну. Единый советский народ, понимаешь. И самое смешное, что люди поверят. Хорошо помню, сам искренне верил в эту лапшу. Даже с ушей не стряхивал.
Вот спроси меня сейчас, кто учился в твоем классе, дети каких национальностей? Да мы об этом понятия не имели. Никому до этого дела не было. Прошло всего двадцать три года, и начали увлеченно резать друг друга.
На какой-то момент, в душе возникло желание самому прирезать творца перестройки, пока он еще не в Политбюро.Но тут ход моих мыслей нарушила мама, обратившись к отцу.
— Ты Юра, зря так говоришь. Представляешь, на нашем рынке уже человек десять грузин торгует. Куда это годится? А через десять лет их там сколько будет?
Я засмеялся.
— Мама, какие же это грузины! Они сейчас слишком хорошо живут, чтобы на нашем рынке торговать. Это горцы из автономных республик, у них там в каждом ущелье своя нация имеется и на своем языке говорит. Вот и едут к нам деньги зарабатывать.
— Ты то откуда так осведомлен? — поинтересовалась мама. — В газетах такого материала не пишут. И, вообще, я гляжу, ты последнее время моду взял с родителями спорить. Иди-ка спать сынок. Завтра рано вставать.
— Ничего не рано,- сообщил я. — Завтра мне к одиннадцати часам нужно подойти, да и то, по комсомольским делам.
— У вас там комсомольская организация имеется? — поинтересовался отец, отодвигая опустевший бидончик.
— Имеется,- вздохнул я. — Перед вами ее будущий комсорг.
— Бедный, — искренне пожалела меня мама, она сама много лет занимала такую должность, и знала все тонкости этой работы, в том числе, как можно сделать человека комсоргом без всяких собраний и заседаний. — Значит, все от стенгазеты до соцобязательств у тебя на шее повиснет.
— Ну, не совсем, все, — попытался бодриться я. — У нас профорг девушка сообразительная, симпатичная.
— А сколько этой симпатичной лет, — сразу заинтересовалась маман.
— Не переживай, намного больше чем мне.
— Все хватит разговоров, — скомандовал батя.- Мне, в отличие от вас, надо на работу к восьми, так что разошлись по кроватям… Завтра с утра продолжите обсуждение комсомольской работы в отдельно взятом учреждении.
Утром, на всякий случай, отправился на работу раньше. Хоть припрятанные бутылки, вряд ли кто-нибудь смог найти, я переживал, что их все же обнаружат.
