– Идемте, – сказал незнакомец и направился к двери, вкоторую выкатился разъяренный Бегемот.
– До свидания, – сказал Максим Рыбе. – Спасибо, –добавил он по-русски.
– До свидания, – ответила Рыба. – Максим хороший.Здоровый. Надо.
Кажется, она была растрогана. А может быть, озабочена тем,что костюм неважно сидит. Максим махнул рукой бледному Торшеру и поспешил вследза незнакомцем.
Они прошли через несколько комнат, заставленных неуклюжейархаичной аппаратурой, спустились в гремящем и лязгающем лифте на первый этаж иоказались в обширном низком вестибюле, куда несколько дней назад Гай привелМаксима. И как несколько дней назад, снова пришлось ждать, пока пишутся какие-тобумаги, пока смешной человечек в нелепом головном уборе царапает что-то нарозовых бланках, красноглазый незнакомец царапает что-то на зеленых бланках, адевица с оптическими усилителями на глазах делает на этих бланках лиловыеоттиски, а потом все меняются бланками и оттисками, причем запутываются икричат друг на друга, и хватаются за телефонный аппарат, и наконец человечек внелепом головном уборе забирает себе два зеленых и один розовый бланк, причемрозовый бланк он рвет пополам и половину отдает девице, делающей оттиски, ашелушащийся незнакомец получает два розовых бланка, синюю толстую картонку иеще круглый металлический жетон с выбитой на нем надписью, и все это минутуспустя отдает рослому человеку со светлыми пуговицами, стоящему у выходнойдвери в двадцати шагах от человечка в нелепом головном уборе, и когда они ужевыходят на улицу, рослый вдруг принимается сипло кричать, и красноглазыйнезнакомец снова возвращается, и выясняется, что он забыл забрать себе синийкартонный квадратик, и он забирает себе синий картонный квадратик и с глубокимвздохом запихивает куда-то за пазуху. Только после этого уже успевшийпромокнуть Максим получает возможность сесть в нерационально длинный автомобильпо правую сторону от красноглазого, который раздражен, пыхтит и часто повторяетлюбимое заклинание Бегемота – «массаракш».
Машина заворчала, мягко тронулась с места, выбралась изнеподвижного стада других машин, пустых и мокрых, прокатилась по большойасфальтированной площадке перед зданием, обогнула огромную клумбу с вялымицветами, мимо высокой желтой стены, усыпанной по верху битым стеклом,выкатилась к повороту на шоссе и резко затормозила.
– Массаракш, – снова прошипел красноглазый и выключилдвигатель.
По шоссе тянулась длинная колонна одинаковых пятнистыхгрузовиков с кузовами из криво склепанного, гнутого железа. Над железнымибортами торчали ряды неподвижных округлых предметов, влажно отсвечивающихметаллом. Грузовики двигались неторопливо, сохраняя правильные интервалы, мерноклокоча моторами и распространяя ужасное зловоние органического перегара.
Максим оглядел дверцу со своей стороны, сообразил, что кчему, и поднял стекло. Красноглазый, не глядя на него, произнес длинную фразу,оказавшуюся совершенно непонятной.
– Не понимаю, – сказал Максим.
Красноглазый повернул к нему удивленное лицо и, судя поинтонации, спросил что-то. Максим покачал головой.
– Не понимаю, – повторил он.
Красноглазый как будто удивился еще больше, полез в карман,вытащил плоскую коробочку, набитую длинными белыми палочками, одну палочкусунул себе в рот, а остальные предложил Максиму. Максим из вежливости принялкоробочку и стал ее рассматривать. Коробочка была картонная, от нее остро пахлокакими-то сухими растениями. Максим взял одну из палочек, откусил и сплюнул.Это была не еда.
– Не надо, – сказал он, возвращая коробочкукрасноглазому. – Невкусно.
Красноглазый, полуоткрыв рот, смотрел на него. Белая палочкаприлипнув, висела у него на губе. Максим в соответствии с местными правиламиприкоснулся пальцем к кончику своего носа и представился: «Максим».Красноглазый пробормотал что-то, в руке у него вдруг появился огонек, онпогрузил в него конец белой палочки, и сейчас же автомобиль наполнилсятошнотворным дымом.
– Массаракш! – вскричал Максим с негодованием ираспахнул дверцу. – Не надо!
Он понял, что это за палочки. В вагоне, где они ехали сГаем, почти все мужчины отравляли воздух точно таким же дымом, но для этого онипользовались не белыми палочками, а короткими длинными деревянными предметами,похожими на детские свистульки древних времен. Они вдыхали какой-то наркотик –обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде Максим утешался только тем,что симпатичный Гай был по-видимому тоже категорически против этого обычая.
Незнакомец поспешно выбросил наркотическую палочку за окно ипочему-то помахал ладонью перед своим лицом. Максим на всякий случай тожепомахал ладонью, а затем снова представился. Оказалось, что красноглазого зовутФанк, на чем разговор и прекратился. Минут пять они сидели благожелательнопереглядываясь, и по-очереди, указывая друг другу на бесконечную колоннугрузовиков, повторяли: «Массаракш». Потом бесконечная колонна кончилась, и Фанквыбрался на шоссе.
Вероятно, он спешил. Во всяком случае он немедленно сделалтак, что двигатель заревел бархатным ревом, затем он включил какое-то гнусновоющее устройство и, не соблюдая на взгляд Максима никаких правил безопасности,погнал по автостраде в обгон колонны, едва успевая увертываться от машин,мчавшихся навстречу.
Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев наобочину, широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочилимимо деревянной повозки на вихляющихся колесах со спицами, влекомой мокрымископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов в брезентовыхплащах; влетели под сень огромных раскидистых деревьев, ровными рядамивысаженных по обе стороны дороги, – Фанк все увеличивал скорость, встречныйпоток воздуха ревел в обтекателях, напуганные воем экипажи впереди прижималиськ обочинам, уступая дорогу. Машина казалась Максиму неприспособленной для такихскоростей, слишком неустойчивой, и ему было немного неприятно.
Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался в город, иФранк был вынужден резко понизить скорость. Тогда, с Гаем, Максим ехал отвокзала в большой общественной машине, набитой пассажирами сверх всякой меры.Голова его упиралась в низкий потолок, вокруг ругались и дымили, соседибеспощадно наступали на ноги, упирались в бока какими-то твердыми углами, был позднийвечер, давно немытые стекла были заляпаны грязью и пылью, к тому же в нихотражался тусклый свет лампочек внутреннего освещения, и Максим так и не увиделгорода. Теперь он получил возможность его увидеть.
Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами.Автомобиль Фанка еле плелся, стиснутый со всех сторон самыми разнообразнымимеханизмами. Впереди, заслоняя пол-неба, громоздилась задняя стенка фургона,покрытая аляповатыми разноцветными надписями и грубыми изображениями людей иживотных. Слева, не обгоняя и не отставая, ползли два одинаковых автомобиля,набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами. Красивыми женщинами, яркими, нето что Рыба. Еще левее с железным громыханием брела некая разновидностьэлектрического поезда, поминутно сыплющая синими и зелеными искрами, дочерназаполненная пассажирами, которые гроздьями свисали из всех дверей. Справа былтротуар – неподвижная полоса асфальта, запрещенная для транспорта. По тротуаругустым потоком шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались,обгоняли друг друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед,то и дело забегали в раскрытые, ярко освещенные двери и смешивались с толпами,кишащими за огромными запотевшими витринами, а иногда вдруг собирались большимигруппами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая куда-то.Здесь было очень много худых и бледных лиц, очень похожих на лицо Рыбы, почтивсе они были некрасивы, излишне, не по здоровому сухопары, излишне бледны,неловки, угловаты. Но они производили впечатление людей довольных: они часто иохотно смеялись, они вели себя непринужденно, глаза их блестели, повсюдураздавались громкие оживленные голоса. Пожалуй, это скорее все-такиблагополучный мир, думал Максим. Во всяком случае, улицы, хотя и грязны, но незавалены все-таки отбросами, да и дома выглядят довольно жизнерадостно – почтиво всех окнах свет по случаю сумеречного дня, а значит недостатка вэлектроэнергии у них, по-видимому, нет. Очень весело сверкают рекламныеобъявления, а что до осунувшихся лиц, то при таком уровне уличного шума и притакой загрязненности воздуха трудно ожидать чего-либо иного. Мир бедный,неустроенный, не совсем здоровый… и тем не менее достаточно благополучный навид.
