я с этим разберусь. Не удивляйся только, если через месяц-другой увидишь девчонку с каким-нибудь стариком-толстосумом.
На мгновение я замираю, слишком ярко представляя испуганную Владу в постели с безымянным пузатым хером, и тошнота к горлу подкатывает. Это не должно меня касаться, но почему-то касается.
— Ладно, — со вздохом говорю я, ощущая на себе тяжесть ответственности за принятое решение.
— Что ладно?
— В силе наша договоренность, — поясняю я. — Только, знаешь что, пап, вы к нам не лезьте. И Воронину скажи, или лучше я сам с ним потолкую. С Владой у меня все будет на моих условиях. Свадьба и все остальное. Если мы оставляем все в силе, то как только мы поженимся — она моя. И если я решу через месяц развестись и отпустить ее — это наше с ней дело.
Отец протягивает мне руку, и я принимаю ее, закрепляя нашу новую договоренность.
— Через месяц поговорим, — он вдруг усмехается. — Подобный альтруизм не в твоём духе. Ты ее не отпустишь.
Глава 8
Где-то безжалостно воет сирена. Отрываю от подушки лицо, опухшее от двухдневного марафона слез, и растерянно смотрю по сторонам. Сирена не умолкает, и я вдруг понимаю, что это не тревога — просто кто-то без остановки жмет на звонок у входной двери.
Медленно принимаю вертикальное положение и спускаю босые ноги на пол. В окна льется солнечный свет, от которого хочется зажмурится, голова словно чугунная, а по телевизору, который работал всю ночь, идет ненавистная телепрограмма про здоровье.
Звонок прекращает трезвонить, но лишь на мгновение. Еще до того, как я успеваю вздохнуть с облегчением, трель возобновляется с новой силой. Первый мой порыв — спрятать голову под подушку и притвориться, что меня нет. Но, судя по уже проявленной настойчивости, кто бы ни был там за дверью — так просто он не уйдет.
Отдираю себя от кровати и на нетвердых ногах иду в прихожую, где предусмотрительно заглядываю в глазок. Увидев в нем обеспокоенное лицо моей лучшей подруги, отщелкиваю замок и распахиваю дверь.
— Так, так, — Варя осматривает меня критичным взглядом с ног до головы и маленьким сладко пахнущим торнадо врывается в квартиру. — Два дня до тебя дозвониться не могу. Только не говори мне, что у Фролова новая пассия, а ты, как обычно, оплакиваешь свою уходящую молодость?
— И тебе привет, — огрызаюсь я.
Костю Фролова Варя не выносит, для меня это не секрет, а над моей безответной влюбленностью лишь посмеивается. Жаль только, сейчас она не права, ведь от мира я прячусь совсем по другой причине.
— Я угадала? — невинно хлопая глазами, спрашивает подруга, прикладываясь гладкой щекой к моей щеке.
— Не угадала, — закрыв за ней дверь, я прохожу в гостиную и плюхаюсь на диван.
— Тогда что стряслось? — Варя пытливо глядит на меня своими золотисто-карими глазами, в которых отчетливо читается беспокойство. — Мама?
Я мотаю головой.
— Что тогда? И не говори, что ничего — выглядишь ты отвратительно.
Мой желудок спазматически сжимается, а вместо ответа я просто хлопаю рукой по подушке дивана, приглашая подругу присесть. Даже не представляю, с чего начать и как объяснить Варе все, что со мной случилось за последнюю неделю, но поговорить с кем-то мне необходимо. Если я продолжу держать все в себе, то просто сойду с ума.
— Ты меня пугаешь. Влада, ты же знаешь, что я всегда готова прийти на помощь? Что бы там ни было… — серьезно говорит подруга, усаживаясь рядом.
Киваю, чувствуя, как слезы снова застилают глаза. Тревога в глазах подруги не оставляет мне шанс сохранить хотя бы видимое спокойствие.
— Отец хочет, чтобы я вышла замуж, — говорю сипло.
— Чего? — от потрясения голос Вари понижается до шепота.
— Он разорился, — сама удивляюсь, насколько спокойно и безжизненно способна озвучить эту чудовищную правду. — И хочет, чтобы семья мужа, которого он мне выбрал, заплатила по его счетам.
— Ты уверена, что правильно его поняла? — недоверчиво уточняет подруга. — Это же… Немыслимо.
— Я поняла его правильно.
Варя издает звук, похожий одновременно на стон и на вздох, берет мою руку и крепко сжимает ладонь в знак поддержки.
— Ты же можешь этого не делать, правда? — в ее голосе шок, но еще надежда. — Недостатка в работе у тебя нет. Без денег отца спокойно проживешь.
— Не могу.
Произнести это непросто — теперь вся безвыходность ситуации ощущается окончательной и бесповоротной. А я ведь действительно не могу. Мои плечи начинают подрагивать, а из груди рвется глухое рыдание. Варя хватает меня в объятия и прижимает голову к себе.
— Отец сказал, что из-за проблем с деньгами, несколько месяцев не платил за содержание мамы в клинике и образовались огромные долги, — бормочу я сбивчиво. — Я рассчитывала, что смогу покрыть их из своих сбережений. Ездила вчера к главврачу и попросила счета. Там больше семи миллионов, Варь, плюс еще оплата за новый месяц! Можешь представить?
Мой рассказ прерывает громкий всхлип, но я нахожу в себе силы продолжить:
— Даже эта квартира по словам отца заложена. Если я не выйду замуж за того человека, мне придется съехать и искать что-то новое. Я просто не представляю, как все это сделать.
— Папаша твой просто мудак, — в сердцах бросает подруга. — Муж, небось, старик пятидесятилетний, которому молодую кровь подавай?
Я мотаю головой.
— Не старый.
— Урод? — Варвара кривится еще сильнее.
Я вздыхаю.
— Разве что моральный.
— Извращенец, что ли? — голубые глаза подруги становятся похожи на два блюдца.
— Я не знаю, Варь, — признаюсь я. — Не думаю.
— Ты его хотя бы видела?
Я киваю.
— И что? — не унимается она.
— Что «что»?
— Ну, и как все прошло?
— Никак. Мы трижды виделись. Один раз случайно, потом он приходил к нам домой на обед. Когда я узнала про их договоренность с отцом, пошла к нему, чтобы попросить отказаться от сделки.
— А он?
— Он не согласился. Еще сказал, что я должна буду ему после свадьбы подчиняться, — неприязненно говорю я, вспоминая грубый ультиматум Андреева. — Я что, Варь, овечка для заклания?
Подруга нецензурно ругается. Господи, как это все унизительно.
— Слушай, я могу тебе тысяч восемьсот одолжить, — говорит она деловито. — Я копила на поездку в Штаты, но тебе сейчас нужнее. На остальную сумму кредит можно взять. У Машки Селиверстовой папа в банке солидный пост занимает — через него попробовать можно.
— Варь, а отец? — спрашиваю я, вытирая тыльной стороной ладони мокрые от слез щеки. — Его огласка убьет. Он говорит, что работу потеряет, если станет известно об этих проблемах.
— Он тебя продать хочет, — в словах подруги сквозит