Сразу поднялся шум, гвалт: «Кто кричал?!», «Что происходит?!», «Вызовите милицию!» и прочее в том же духе. Кто-то схватил меня за плечи, кто-то выхватил из рук метлу, кто-то крикнул: «Дайте ей воды!» А я и двух слов связать не могла, чтобы объяснить, что случилось. Только лепетала без остановки: «Мыши, мыши, мыши…»
Попробуй как-нибудь сказать «мыши» тридцать четыре раза подряд. Очень приятное для языка слово – мягкое, пушистое и, по-своему, успокаивает. Но тогда я никакого спокойствия не чувствовала. И от слова «мыши» меня колотило, как в лихорадке. Стоило прикрыть глаза… Да не нужно было ничего прикрывать: все кончилось, а я, как наяву, продолжала видеть живой поток, хлынувший из-под одежды этого типа.
В конце концов кто-то из собравшейся толпы, вместо того чтобы галдеть с остальными, прислушался к моим словам.
– Мыши? – переспросил он и тут же громогласно объявил: – Да девчонка увидела мышь, вот и испугалась!
– Мышь? – удивилась какая-то женщина. – Какую ещё мышь?
– Да вон же она! Вон! Побежала вдоль стены!
На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, даже я перестала лопотать. А затем в этой самой тишине кто-то тоненько захихикал.
Бывает разный смех – весёлый и злой, дружелюбный и не очень, смех, который связывает крепче страховочного троса, и тот, что разделяет навеки… Ну а это «хи-хи» походило на треск бикфордова шнура на динамитной шашке. Я сразу поняла, что сейчас он догорит и раздастся взрыв. Три, два, один… Бабах!
Я и пикнуть не успела, как вокруг уже все хохотали так, что у меня уши заложило. Хохотали до слёз, до икоты – любой клоун, если бы ему довелось услышать тот смех, уважительно снял бы предо мной шляпу. Я же стояла красная как рак, думая лишь о том, как бы извернуться и провалиться сквозь землю. Страх и все мои недавние переживания смыло волной цунами, остались жалкие обломки в хлюпающей грязи.
Подняв голову, я посмотрела на того, кто засмеялся первым. Ну и знаешь, кто это оказался? Тот самый брат одноклассницы, mein Märchenprinz. Понятия не имею, откуда он там взялся, но это не имело никакого значения. Последние остатки чувства, ещё теплившиеся в груди, вспыхнули и прогорели без остатка. Превозмогая обиду, я кое-как извинилась за переполох и сбежала домой. О нет, на этот раз обошлось без болезней, хотя контрольную по физике я бездарно завалила.
– Направо или налево? – спросила Томка, останавливаясь на светофоре.
Впереди, за оградой, матово поблёскивала коричнево-зелёная гладь Обводного канала. Мало кто это замечает, но в каждой петербургской речке или канале вода своего собственного особого цвета. Когда начинаешь подмечать такие детали, город раскрывается с совершенно неожиданной стороны.
– Давай налево. – Савельева мотнула головой. – Ты в курсе, что если встать под Американскими мостами, дождаться, когда пойдёт поезд, и внимательно слушать, то можно вычислить мелодии всех цоевских песен?
Томка нахмурилась.
– Ты это прямо сейчас придумала или заготовка?
Савельева закатила глаза, оставив вопрос без ответа.
– Твоя история, – сказала она, – при всей её прелести, все же кажется мне несколько незавершённой. Да и развязка прихрамывает. Мне нравится сцена погони и, в какой-то мере, поединок, но финал… Всё разрешилось одним ударом метлой? Серьёзно? Я уж молчу про отсутствие ответов на вопросы, неизбежно возникающие по ходу повествования. Кем был этот человек из мышей? Чего он хотел? И каким образом могла функционировать вся эта хм… конструкция?
– Ответы, ответы, – всплеснула руками Томка, отчего больше обычного стала похожа на маленькую птичку, пытающуюся взлететь. – Ответы и объяснения зачастую все портят. А как же красота недосказанности? То, что японцы называют словом «юген»?
– Мы не в Японии, – пожала плечами Савельева. – И мой юген требует большей ясности.
– Ох, – вздохнула Томка. – Только учти, я тебя предупреждала…
В таком случае, снова перенесёмся вперёд во времени, но не далеко, на пару месяцев. В славный июнь, сердце белых ночей. Правда, в тот год июнь не задался – две недели беспросветных дождей, и не было дня, чтобы я выходила на улицу без куртки. Нет ничего хуже дождливого лета. Ты его ждёшь, строишь сумасшедшие планы, а оно берёт и подкладывает тебе такую свинью. Все равно как прийти на свидание и увидеть, как любовь всей твоей жизни целуется с рыжей мымрой с кольцом в носу. Чувствуешь, прямо скажем, некоторое разочарование.
По большей части тот июнь я провела дома: маялась от скуки и глотала один за другим романы Кристи из бабушкиной коллекции. Подружки разъехались по дачам, так что гулять было не с кем, да и погода не способствовала. Если я и выходила из дома, то лишь в магазин за хлебом да вынести мусор.
Однако, как подсказывает статистика, поход в булочную – дело куда более рискованное, чем восхождение на Эверест и путешествие на Северный полюс. И обернуться он может чем угодно. Ближайшая булочная находилась на Загородном – в то время она уже пребывала в предагонизирующем состоянии и наполовину трансформировалась в нелепейший универсам. Впрочем, не суть важно. Купив стандартный набор – полхлеба и батон, – я как раз собиралась уходить, но столкнулась в дверях с одним своим одноклассником. Не тем, про которого я рассказывала, другим. Я ведь уже говорила про свою femme fatal’ьность? В общем, слово за слово, ты в городе, я в городе, и тут я обнаруживаю, что топаю по Джамбула к Фонтанке и что-то объясняю про Ника Кэйва в свете последнего альбома «Короля и Шута». Или наоборот? Не помню.
Но не буду утомлять тебя подробностями. Все подростковые прогулки одинаковые, меняются лишь музыка, книги и фильмы, так что ты и без меня знаешь, как оно бывает. Тем более что дальше той прогулки дело не пошло. Занятен там только маршрут: я помню, как мы стояли на Стрелке и переходили Тучков, а потом каким-то образом свернули с Невского на Рубинштейна.
В то время это была тихая и спокойная улица – рок-клуб уже загнулся, а то безобразие, что творится сейчас, и не думало начинаться. Зато все дворы были открыты.
Даже если не брать толстовский дом, который один стоит целого Лондона, на Рубинштейна одни из лучших проходных дворов в городе. Не такие запутанные, как на Петроградке, но со своим особым стилем и шармом. А как ты понимаешь, невозможно пройти мимо проходного двора и не заглянуть в него. Вот мы и сунулись в одну из арок рядом с Пятью Углами. Один двор, второй, третий – ты знаешь, как устроены эти лабиринты и какое особое удовольствие там потеряться. Мы кружили по чудным анфиладам и узким проходам, по дворам и подворотням и в итоге выбрались в совсем крошечный закуток, по сути – обычный световой колодец.
Мой спутник хотел пройти дальше: смотреть там было не на что, разве что на переполненный мусорный контейнер, а это не самое вдохновляющее зрелище. Но что-то заставило меня остановиться и приглядеться. Я даже не сразу поняла, за что зацепился взгляд, когда же поняла… О нет, на этот раз обошлось без воображаемых бочек с холодной водой, вывернутых мне на голову, но чувство всё равно было неприятное. Словно в метро случайно заметил человека, с которым совсем не хочется общаться, но понимаешь, что встречи не избежать.
Рядом с мусорным баком лежала груда тёмного тряпья – бесформенный ком одежды, увенчанный старой широкополой шляпой. И эту шляпу я узнала с первого взгляда, как узнала и шарф, концы которого виднелись из-под шмоток. Мне ли их не узнать?
Мой спутник снова позвал меня: мол, чего я застыла столбом и таращу глаза? Привидение, что ли, увидела? Но я даже не обернулась. В голове гудел целый рой мыслей, но все они сводились к одной – откуда здесь эти вещи?
Я же изгнала мышиного человека? По крайней мере, за два месяца я смогла себя в этом убедить. И случилось это совсем в другом дворе. Тогда каким образом…
В этот самый момент груда тряпья зашевелилась. Шляпа дёрнулась, словно её подтолкнули снизу, а под тряпками явно кто-то закопошился. И я знала, кто именно – мыши. Мыши! Но сейчас соберутся в человека и… Движение прекратилось, куча тряпья замерла.
Возможно, если бы гуляла одна, я бы просто сбежала. Но рядом топтался одноклассник, и его присутствие удержало меня, как прикованное к ноге пушечное ядро. Всё-таки есть на свете вещи посильнее страха. Чем бы я потом объяснила своё поспешное бегство? Тем, что заметила мышь на помойке? Ну-ну… Воспоминания о том, как я стала посмешищем целого двора, были ещё слишком свежи. А с фамилией Трутс в школе и без того приходится несладко – только дурак не срифмует. В общем, я не сдвинулась с места.
– Ты это видел? – прохрипела я.
– Что видел?! Где?! – захлопал глазами мой спутник.
Я не стала тратить время на объяснения. Быстро огляделась. Метлы
